люди, которые были с нами в галерее.
– Какие еще люди? – проворчал Сомс, прекрасно зная, кого дочь имеет в виду.
– По-моему, та женщина красива.
– Зайдем в кондитерскую, – сказал он резко и, крепче сжав руку Флер, вошел с нею в кафе, что было для него довольно-таки необычным поступком. – Что будешь? – спросил он нервно.
– Ох, я ничего не хочу. Меня угостили коктейлем и умопомрачительным ланчем.
– Теперь мы должны что-нибудь взять, раз вошли, – возразил Сомс, не выпуская ее руки. – Два чая, – сказал он, – и два вон тех пирожных с нугой.
Но не успело его тело усесться, как душа подскочила: те трое, те трое тоже сюда направлялись! Он услыхал, как Ирэн что-то сказала сыну, а тот ответил:
– Да нет же, мама, это отличное место. Мое любимое.
И они втроем сели за столик. Этот момент, отягощенный призраками и тенями прошлого, показался Сомсу самым неловким за всю его жизнь. Одновременно видя обеих женщин, когда-либо им любимых, – бывшую жену и дочь от ее преемницы, – он боялся не столько их, сколько кузины Джун. Эта особа могла закатить сцену, могла представить детей друг другу. Она была способна на все. Сомс ел пирожное слишком торопливо, и оно пристало к его вставным зубам. Отправив палец в рот, он посмотрел на Флер. Она мечтательно жевала, взгляд был устремлен на мальчишку. Форсайт внутри Сомса сказал: «Как только появляются лишние мысли и чувства – тебе крышка», и он еще раз сердито ковырнул пальцем зуб, залепленный нугой. Чертовы протезы! Интересно, носит ли их Джолион? А эта женщина? В свое время он, Сомс, видел ее в такие минуты, когда она не носила ничего! Подобных воспоминаний у него уже никто не отнимет, и она это знала, хотя и сидела сейчас с таким невозмутимым видом, словно никогда не была его женой. Едкая насмешливость взволновала форсайтскую кровь, причинив Сомсу легкую боль, лишь на волосок отделенную от удовольствия. Только бы Джун внезапно не потревожила осиное гнездо!
– Конечно, тетя Джун, – сказал мальчик. Он называл сестру тетей? Впрочем, неудивительно, ей ведь лет пятьдесят. – Славно, что ты их поощряешь, только… бросила бы ты эту затею!
Сомс украдкой посмотрел в их сторону. Ирэн не спускала с сына встревоженных глаз. Эта женщина все-таки умела любить: любила Босини, отца этого мальчика, самого мальчика…
– Ты все? – спросил Сомс, тронув Флер за плечо.
– Нет, купи мне, пожалуйста, еще одно пирожное, папа.
Ей же дурно станет!.. Он подошел к прилавку и заплатил, а когда повернулся, увидел, что дочь стоит у двери, держа платок, который мальчишка, видимо, ей подал.
– Ф.Ф., – произнесла она, – Флер Форсайт… Да, это мой. Большое спасибо.
Боже правый! Она воспользовалась трюком, про который он сам рассказал ей сегодня в галерее. Вот же обезьянка!
– Форсайт? Это и моя фамилия. Может, мы родственники?
– Подумать только! Наверное. Других Форсайтов нет. Я живу в Мейплдареме, а вы?
– В Робин-Хилле.
И вопрос, и ответ прозвучали так быстро, что Сомс даже пальцем не успел пошевелить. Видя внезапное волнение, оживившее лицо Ирэн, он едва заметно покачал головой и, взяв Флер под руку, сказал:
– Идем!
Она не шелохнулась.
– Отец, ты слышал? Разве не странно – у нас одна фамилия! Мы родственники?
– Что? – отозвался он. – Тоже Форсайты? Дальние, вероятно.
– Меня зовут Джолион, сэр. Для краткости – Джон.
– Хм… Верно, дальние. Как поживаете? Очень рад. Прощайте.
И он пошел прочь.
– Огромное спасибо, – сказала Флер. – Au revoir!
– Au revoir! – ответил мальчик.
II
Fine Флер Форсайт
По выходе из кондитерской первым побуждением Сомса было дать волю своим нервам, сказав дочери: «Так, значит, ты уронила платок?!» – на что она бы ему, вероятно, ответила: «Беру пример с тебя!» Поэтому вторым его желанием было, как говорится, «не будить спящую собаку». Но дочь все равно пристанет к нему с расспросами. Искоса на нее поглядев, он увидел, что и она смотрит на него точно так же.
– Папа, почему ты не любишь этих родственников? – спросила Флер мягко.
Сомс вздернул уголок рта:
– С чего ты взяла?
– Cela se voit.
«Это само себя видит» – скажут тоже французы! После двадцати лет супружеской жизни с Аннет Сомс по-прежнему недолюбливал ее язык, казавшийся ему театральным и в то же время прочно связанный в его сознании с той изощренной иронией, на которую он без конца наталкивался дома.
– Почему?
– Ты наверняка знаешь их, а виду не показал. К тому же я заметила, что они на тебя поглядывали.
– Этого мальчишки я раньше никогда не видел, – ответил Сомс, не солгав.
– Зато, дорогой папа, ты видел тех дам.
Он еще раз внимательно посмотрел на дочь: что она пронюхала? Может, ее тетя Уинифрид не держит язык за зубами? Или Имоджин, или Вэл Дарти, или его жена? Дома от Флер тщательно скрывали все, отдаленно касающееся того старого скандала. И сестру Сомс не раз предупреждал, что девочка ни в коем случае не должна ничего заподозрить. Пускай думает, будто, кроме ее матери, у него никакой другой жены не было. Темные глаза, нередко почти пугавшие Сомса своим южным блеском и своей проницательностью, сейчас глядели совершенно невинно.
– Изволь, – сказал он. – Твой дедушка и его брат однажды повздорили. С тех пор наши семьи друг с другом не знаются.
– Как романтично!
«Что она имеет в виду?» – подумал Сомс. Это слово показалось ему в ее устах экстравагантным и даже опасным. Судя по тону, дочь хотела сказать: «Как славно!»
– И впредь никаких отношений между нами не будет, – прибавил он и тут же пожалел о том, что, возможно, только раззадорил дочь.
Она улыбалась. Подобные предостережения только еще пуще раздувают своенравие молодых людей, которые гордятся собственной независимостью и свободой от любых предубеждений, продиктованных приличиями. Однако, вспомнив выражение лица Ирэн, Сомс вздохнул с некоторым облегчением.
– А из-за чего они повздорили? – донесся до него голос Флер.
– Из-за дома. Для тебя это глубокая древность. Твой дедушка умер в день, когда ты родилась. Ему было девяносто.
– Девяносто? А есть ли еще Форсайты, кроме тех, которые упомянуты в красном генеалогическом справочнике?
– Не знаю. Все рассеялись. Старики поумирали. За исключением Тимоти.
Флер всплеснула руками.
– Тимоти? Ну разве это не забавно!
– Вовсе нет, – ответил Сомс. Ему показалось, что называть имя Тимоти «забавным» – оскорбление для их породы. Нынешнее поколение смеется надо всем, что солидно и устойчиво. «Потешь старичка – послушай его пророчества», – сказал Джордж. Да уж! Если бы Тимоти видел беспокойную Англию своих внучатых племянников и племянниц, он бы молчать не стал! Сомс невольно глянул на окна «Айсиума»: кузен так и сидел в эркере с розоватым газетным листом в руках.
– Папа, где находится Робин-Хилл?
Робин-Хилл! Место, вокруг которого разгорелась та трагедия! К чему Флер знать, где это?
– В Саррее, – пробормотал он, – недалеко от Ричмонда. А тебе зачем?
– Тот дом там?
– Какой?
– Тот, из-за которого поссорились дедушки.
– Да. Но тебе-то какое дело до всего этого? Завтра мы