Джон Голсуорси
Цветок в пустыне
(Конец главы-2)
I
В 1930 году, вскоре после того как был опубликован бюджет, неподалёку от вокзала Виктория можно было наблюдать восьмое чудо света — трёх совершенно непохожих друг на друга англичан, одновременно предававшихся созерцанию одного из лондонских памятников. Каждый пришёл сам по себе и стоял на некотором расстоянии от других в юго-западном углу площадки, где не было деревьев и не бил в глаза медлительный предвечерний свет весеннего солнца. Группа состояла из девушки лет двадцати шести, молодого мужчины, которому можно было дать года тридцать четыре, и пожилого человека в возрасте от пятидесяти до шестидесяти. Девушка была тоненькая и на вид далеко не глупая; она стояла, слегка склонив голову на плечо, подняв подбородок, полураскрыв губы и улыбаясь. Мужчина помоложе, в синем пальто, с тонкой талией, плотно схваченной поясом, словно его владельца знобило на свежем весеннем ветру, был жёлт от сходящего загара; его презрительно сжатый рот явно противоречил устремлённым на памятник глазам, в которых читалось подлинно глубокое чувство. Пожилой мужчина, человек очень высокого роста, одетый в коричневый костюм и коричневые замшевые ботинки, стоял в небрежной позе, засунув руки в карманы брюк, и на его длинном обветренном красивом лице застыла маска проницательного скептицизма.
Памятник, который представлял собой конную статую маршала Фоша, возвышался среди деревьев ещё более молчаливо, чем смотрели на него трое зрителей.
Молодой человек неожиданно сказал:
— Он выручил нас.
Двое остальных по-разному восприняли такое нарушение этикета. Пожилой мужчина слегка приподнял брови и направился к постаменту, словно намереваясь повнимательней разглядеть ноги коня. Девушка обернулась, непринуждённо взглянула на заговорившего, и лицо её немедленно выразило изумление.
— Уилфрид Дезерт?
Молодой человек поклонился.
— В таком случае мы с вами встречались, — объявила девушка. — На свадьбе Флёр Монт. Если помните, вы были шафером — первым, которого я видела в жизни. Мне тогда было только шестнадцать. Меня вы, конечно, не помните. Я — Динни Черрел, в крещении Элизабет. Мне пришлось быть подружкой невесты — в последнюю минуту выяснилось, что больше некому.
Рот молодого человека утратил свою надменность.
— Я превосходно помню ваши волосы.
— Почему все запоминают только мои волосы?
— Неправда! Я и сейчас не забыл, как мне тогда пришло в голову, что вы могли бы позировать Боттичелли. Вижу, что и теперь можете.
Динни подумала: «Его глаза впервые взволновали меня. В самом деле, очень хороши!»
Упомянутые глаза снова устремились на памятник.
— Он действительно выручил нас, — повторил Дезерт.
— Вы ведь были на фронте? Кем?
— Лётчиком, и сыт по горло.
— Вам нравится памятник?
— Лошадь нравится.
— Да, — согласилась Динни. — Это настоящая лошадь, а не гарцующее чучело с зубами, ногами и холкой.
— Сделано ловко. Сам Фош тоже.
Динни наморщила лоб:
— По-моему, статуя поставлена очень удачно. Она так спокойно возвышается между деревьев.
— Как поживает Майкл? Насколько помнится, вы его двоюродная сестра.
— С Майклом всё в порядке. По-прежнему в парламенте. У него такое место, которое нельзя потерять.
— А как Флёр?
— Цветёт. Вы знаете, у неё в прошлом году родилась дочка.
— У Флёр? Гм… Значит, у неё теперь двое?
— Да. Девочку назвали Кэтрин.
— Я не был в Англии с тысяча девятьсот двадцать седьмого. Чёрт возьми! Сколько воды утекло после этой свадьбы!
— У вас такой вид, как будто вы долгое время провели на солнце, сказала Динни.
— Без солнца для меня нет жизни.
— Майкл рассказывал мне, что вы живёте на Востоке.
— Да, обретаюсь в тех краях.
Лицо его потемнело ещё больше, он слегка вздрогнул.
— У вас в Англии дьявольски холодно весной.
— А вы по-прежнему пишете стихи?
— Ого! Вам известны даже мои слабости?
— Я читала все ваши книжки. Последняя мне особенно понравилась.
Дезерт усмехнулся:
— Благодарю. Вы погладили меня по шёрстке. Поэтам, знаете, это нравится. Кто этот высокий? По-моему, я с ним встречался.
Высокий мужчина обошёл памятник и возвращался обратно.
— Он и мне почему-то помнится. Тоже в связи со свадьбой, — негромко бросила Динни.
Высокий мужчина подошёл к ним.
— Подколенные жилы не удались, — объявил он.
Динни улыбнулась:
— Я всегда радуюсь, что у меня не подколенные жилы, а просто поджилки. Мы только что пытались выяснить, откуда мы вас знаем. Вы не были на свадьбе Майкла Монта лет десять назад?
— Был, юная леди. А вы кто такая?
— Мы все встречались там. Я — Динни Черрел, его двоюродная сестра по матери. Мистер Дезерт был его шафером.
Высокий мужчина кивнул:
— Да, верно. Меня зовут Джек Масхем. Я двоюродный дядя Майкла по отцу.
Он повернулся к Дезерту:
— Вы как будто восхищаетесь Фошем?
— Да.
Динни с удивлением увидела, как помрачнело лицо молодого человека.
— Что ж, — сказал Масхем, — он был хороший вояка. Таких мало. Но я-то пришёл взглянуть на коня.
— Это, конечно, весьма существенная деталь, — вполголоса вставила Динни.
Высокий мужчина подарил её скептической улыбкой:
— За одно мы во всяком случае должны быть благодарны Фошу: он не бросил нас в трудную минуту.
Дезерт неожиданно в упор взглянул на собеседника:
— У вас есть особые причины сделать подобное замечание?
Масхем пожал плечами, приподнял шляпу, поклонился Динни и ушёл, небрежно покачиваясь. Наступило глубокое, как омут, молчание.
— Вам в какую сторону? — спросила наконец Динни.
— В ту, куда пойдёте вы.
— Чувствительно признательна, сэр. Удовлетворит ли вас такой ориентир, как моя тётка, проживающая на Маунт-стрит?
— Вполне.
— Вы должны её помнить. Это мать Майкла. Она — чудная. Самый законченный образец непоследовательности: говорит так, будто прыгает с камушка на камушек, и вам тоже приходится прыгать, чтобы поспеть за ней.
Они пересекли улицу и по Гросвенор-плейс направились к Букингемскому дворцу.
— Простите меня за смелую попытку завязать разговор, но вы, наверное, находите в Англии большие перемены всякий раз, как возвращаетесь?
— Порядочные.
— Разве вы «не любите родимую страну», как принято выражаться?
— Она внушает мне отвращение.
— А вы случайно не из тех, кто хочет казаться хуже, чем есть на самом деле?
— Абсурд. Спросите Майкла.
— Майкл ни про кого не скажет плохо.
— Майкл — как ангелы: он живёт за пределами реальности.
— Нет, — возразила Динни. — Майкл — типичный англичанин и большой реалист.
— Это его счастье и его беда.
— Зачем вы поносите Англию? Старо.
— Я поношу её только при англичанах.
— Уже лучше. А зачем вы её поносите при мне?
Дезерт рассмеялся.
— Затем, что вы такая, какой мне хотелось бы видеть Англию.
— Сильной и справедливой, без самодовольства и спеси?
— Больше всего меня раздражает наша вера в то, что Англия до сих пор выше всех.
— Разве это не так?
— Так, — согласился озадаченный Дезерт. — Но у неё нет оснований так считать.
Динни подумала:
Брат Уилфрид, упрям ты и спорщик большой,Сказала девица ему.Зачем вверх ногами и вниз головойТы ходишь — убей, не пойму.
Вслух же сказала:
— Если Англия все ещё выше всех, а мы верим в это, хотя и не имеем для этого оснований, значит, у нас, по крайней мере, есть интуиция. Вы, например, интуитивно невзлюбили мистера Масхема.
Затем взглянула на него и сообразила: «Я ляпнула лишнее».
— С чего вы взяли? Обычный твердолобый англичанин, помешанный на охоте и скачках. Просто мне такие до смерти надоели.
«Нет, здесь что-то другое!» — решила Динни, все ещё глядя на него. Какое необычное и несчастное лицо: на нём отражён глубокий внутренний разлад, словно добрый и злой ангелы непрерывно борются за эту душу. Но его глаза по-прежнему её волнуют — как в то давнее время, когда она, шестнадцатилетняя девочка с косами, стояла подле него на свадьбе Флёр.
— Вам серьёзно нравится скитаться по Востоку?
— На мне проклятие Исава.
«Когда-нибудь он мне расскажет — почему. Только я, наверно, больше его не увижу», — подумала Динни, и холодок пробежал у неё по спине.
— Интересно, знаете ли вы моего дядю Эдриена? Он был на Востоке во время войны. Сейчас служит в музее — ведает костями. А с Дианой Ферз знакомы? Он женился на ней в прошлом году.
— Я не знаю никого, о ком стоило бы говорить.
— Значит, у нас одна точка соприкосновения — Майкл.