Читать интересную книгу Развилки истории. Развилки судеб - Григорий Ильич Казакевич

подтвердил. Сейчас каждый из них на борту. Один — в море. Другой — на реке. Проще было б убить — но зачем убивать невиновных? Я им дал золотых — разумеется, после того, как сравнил их слова и увидел: совпали. Сам отвёл к кораблям и ушёл лишь тогда, когда те затерялись вдали. Может, зря не прикончил? Обман? Сговорились?.. Наверное, нет. Всё равно, редко кто б их оставил в живых. Я оставил. Не люблю убивать. Хоть немало пришлось. И придётся ещё… И она не могла сообщить. Не могла б, не успела б! Конь, измученный, в мыле, стоял средь кустов, превосходно укрытый от глаз. Замечательный конь! Ей никак не успеть сообщить, даже если она поняла. Даже если ей велено было о таких сообщать… Как всё это печально! Лепестки расставанья слетают с цветка каждой встречи, и усталые птицы стремятся на юг с опустевших полей. Чудо встречи — и грусть, и несущийся конь, и тоска, истерзавшая душу…

Но сейчас — меч в руке, сам — как кобра, готовая прыгнуть, и в прыжке её — смерть. Я пришёл сюда волей своей, хоть влекомый ушедшими к предкам — теми, мыслью и словом которых мир наш стал бы другим — но не стал. И я шёл — недобитый осколок судьбы — несвершённой судьбы! — и острился клинок, как осколок фарфоровой чаши, неспособный хранить, но способный в умелой руке убивать.

Шорох. Взмах клинка, рассекающий воздух — и разрубленный мной мотылёк половинками рухнул на землю. И мне было его очень жаль.

Но я крался вперёд. Шаг за шагом… Топот ног! Я прижался к стене. Караул прошагал, и когда его топот затих — то прыжок! Лёгкий, быстрый. Одетые в мягкое ноги абсолютно бесшумно ударили пол. И я снова скользил, словно тень — да я, собственно, тенью и был. Тень гниющей, униженной, сброшенной в бездну мечты. Но опасная тень! А прыжок — чтоб не дёрнулись нити, не послышался звон. Колокольчики щедро развешаны здесь — но те двое сказали, как их обойти. И не зря получили свои золотые, и не зря сохранил я им жизнь. Значит, всё же не зря… А, пожалуй, неправ. Ведь изменникам — смерть!.. Справедливо и честно. И не стоило их отпускать.

…Дверь. Как граница известного с тайной. Что за нею — те двое не знали. И, наверное, мало кто знал. Только самые верные — те, кто почти не бывали вне замка, и поймать бы таких я не смог. Да и смог бы — что толку! Промолчали бы даже под пыткой. А скорее, направили б прямо в капкан. Да к тому же, случись что с таким — ощетинится замок, как ёж, — незаметно для взора — и проникшему — смерть. И, наверно, нелёгкая смерть. Только, может, и сам я — капкан! И поймавшему — смерть… После смерти моей. В сладкий миг торжества… Но уж лучше остаться живым. И отмстить. И узнать, что отмстил.

…Дверь. Замок. Но и к этому я был готов. Средь отребья Бэйцзина[22], и в подземной тюрьме Самарканда, и в других столь же мерзких местах я учился преступным искусствам, и открытая дверь показала: учился не зря. И теперь, прижимаясь к стене, с настороженным когтем, я входил в те покои, куда шёл много лет. И дошёл! И не зря фонари драгоценной Тяньфэй в эту ночь разукрасили замок — как тогда, в лютый шторм, выручая меня из беды — нет, не ради меня. Кто такой я, чтоб ради меня! А вот ради гиганта, устремлённого в путь, отворившего дверь в неизведанный мир, совершавшего подвиг, казавшийся тысячи лет невозможным — и любившего всею душою Тяньфэй… Чем ещё мог любить оскоплённый людьми! И она — лишь бесплотная тень… Хоть богиня, но тень — сотни лет уж, как тень. Он теперь тоже тень. Тень гиганта, узревшего крах своих дел — и ушедшего — к предкам, в землю, к червям, в ад иль в рай, в череду воплощений — я не знаю, куда. Столько разных народов я видел, столько разных учений познал, что верчусь, как игла, позабывшая юг[23]. Но, куда б ни попал, — ты, Тяньфэй — есть на свете ты, нет — ты восславишь его — кто восславил тебя — и поможешь отмстить. Ну, а нет — я сумею и сам.

Поворот. Свет в глаза. Но врагов не видать. Только взгляд. Нет, не взгляд — два пылающих взгляда. Два портрета глядели со стен — всё же два. Значит, правильно я рассчитал: он убил их обоих. А не только Чжэн Хэ. Полководец Чжу Ди грозным взглядом смотрел мне в лицо — и вставали войска, и драконы летели над полем! И монгольская конница падала в пыль. И былые владыки с позором бежали от войск Поднебесной; и солдатские ноги вгоняли в кровавую грязь их знамёна! То порядок громил взбунтовавшийся хаос, то небесная мудрость вступала в права. И не ставший ещё Сыном Неба, властелином Юнлэ, нёс Чжу Ди эту мудрость, чтоб сиять ей в веках… Я там не был, но был я в другом, тоже важном бою. Мы в крови и поту пробивались к своим кораблям, и врагов втрое, вчетверо больше, чем нас. Двадцать ли — через стрелы и копья, по телам и своих, и чужих. И он шёл впереди — он, Чжэн Хэ — исполин, нынче строго глядящий с портрета, — столь же строго, как раньше в бою, — только всё ж одобрительно-строго. Он, водивший флоты в те моря, где не знали флотов Поднебесной. Да, по суше добрался я дальше него — но портрет обогнал меня всё ж. А быть может, привёл, показал мне дорогу?.. Или меч мне помог? Коготь тигра в руке, устремлённый к возмездию меч! Меч Чжэн Хэ. Не по росту он мне, ведь Чжэн Хэ — исполин, — но отмстить должен этот клинок! Приспособился я, и владею, как будто он мой… Может, мне флотоводец помог, и душа его вплавлена в сталь — и сейчас она рядом со мной. И возмездье свершаю не я, а она!.. Как возвышенна мысль! Но едва ли верна. Я, наверное, сам дотащился сюда. Без могучего флота, без богини Тяньфэй. Лишь с желанием мстить — или местью своей возвратить равновесие в мир? Я не знаю — и грустно не знать… И, наверное, странен и даже немного нелеп загрустивший задумчиво тигр!

Я смотрел на