Читать интересную книгу Развилки истории. Развилки судеб - Григорий Ильич Казакевич

боясь ничего — как с приставленным к горлу ножом — он посмел — и я горд был, что знаю его. И ещё говорил он, что движет светила любовь — так писал их поэт, побывавший в аду и в раю. И пытался Франческо узнать, как устроена эта любовь, в чём гармония мира, отыскать числовые законы, ритмы космоса, музыку сфер. Сколь похоже на наше ученье о мире — только глубже он, дальше смотрел!.. Жаль, что ищет любовь он не там. Ищет в небе, а надо искать на земле… Эх, бедняга!.. Потому он один… Впрочем, кто б говорил…

Он один, как и я. Только он не один. Вместе, вместе творили крыла! Он, познавший законы паденья, — и я, изучавший искусство создания змеев. Планки, шёлк — алый шёлк парусов, уносивших суда в океан, а теперь устремляющих в небо. Вместе с ним поднимался на холм — и творил свой полёт: на громадных крылах я парил, ловил ветер — хоть падал потом — но не быстро, не всмятку — и обдумывал: как бы взлететь, чтоб не падать, чтоб ввысь — чтоб к бессчётности звёзд — и к гармонии неба с землёй. Не захватом земель — устремлением ввысь. Может, истинный путь — не простор океана, а небо?.. Как же мудр был Чжэн Хэ! Даже если идея о флоте моя — он меня обогнал. Как я мал перед ним! Ведь не зря корабли называются «звёздными»! Значит, видел он небо — и стремился достичь. Как я счастлив, что понял его! И спасибо Франческо, который помог мне понять!

Вот зачем они — небо, полёт! Овладеть мирозданьем — всем, с бесконечностью звёзд! — и внести согласованность, благо — и отступит проклятая смерть! И не зря ж в старых книгах, в позабытых трактатах, запрещённых, сожжённых владыкой Юнлэ — и в других, разрешённых — возникают крылатые вечные люди!.. А когда сила дэ императора двинется ввысь — вправду, вечность придёт. И светила близки, достижимы!

Одного не достигнув, ищу утешенья в другом?.. Понимаю — смешно — но хоть видимость смысла. Да какой сейчас смысл? Солнце всходит — бессмысленный день — вновь бессмысленный день! Десять лет пронеслось — ни на что! Вон — летят паруса — доставляя еду иль тряпьё — и какие-то сплетни из мира. Что ж — послушаю их. И услышал — и к дому — бегом — и к Франческо, крича: «Флот идёт! Возродившийся флот!» И другие из наших сбежались сюда, окружили меня — и я им рассказал: «Флот стоит в Каликуте, а оттуда — в Хормуз — и нам надо успеть! Он сюда не зайдёт — значит, мы приплывём! Ну, скорее — в Хормуз!» И молчанье в ответ. А потом самый наглый из них процедил: «А зачем? Чтоб в опалу? На казнь? Семьи, дети у нас — это ты тут позорно один. Да ещё твой дружок — грязный варвар из западных стран. Ты плыви, если хочешь, а нас не тревожь!» Я — прыжком к сундуку — и оттуда — дрожа — драгоценный предмет — лист, дающий мне право на жизнь и на смерть, — власть над каждым из них — императорским именем — волей владыки Юнлэ. На колени, земные поклоны пред этим листом!.. Но лишь хохот в ответ. «Мёртвый — мёртв. Лист — ничто. Ты — никто». И — затылки и спины — и вновь я один — безнадёжно один… Не один. Друг шагнул и сказал: «Хочешь плыть — поплывём!» Бросить тихую жизнь, изученье миров — вчера ночью принёс мне прибор, приближающий дальнее к нам, — пару дней, как доделал его — сам шлифуя прозрачные стёкла, подгоняя друг к другу — хитроумно и точно — и такое увидел!.. — и мне показал… Как величествен мир! Любоваться б, мечтать, познавать!.. А Франческо — какой человек! Он сидел, шлифовал — он — живой и подвижный — тратил множество дней на такое тоскливое дело — для мечты! И шагнул уже к ней — но готов бросить всё, плыть — не зная, зачем — он не ведал про замысел мой, а узнав — не одобрил его б. Попытался б мешать. А теперь он — со мной — и мы наняли судно, и срочно — в Хормуз. Плыли, мчались — я их подгонял, обещал доплатить — и неслись. И я ждал, я мечтал — и позволил себе снова вспомнить о ней. Нет, я к ней не приду — даже в блеске бескровных побед — в блеске силы и славы. Зачем? Ну, исполню свой замысел, станет единой Земля под владычеством нашей державы — и я буду наместником там — в защищённом когда-то мной городе, в древней стране — и окрестных краях — ну и что? Похваляться пред ней? Говорить: «Упустила свой шанс!»? Для чего? Лучше помнить её — и грустить — светлой грустью грустить, вспоминая полёт — высший, чистый полёт над зеркальным прудом — много вёсен назад. Я смотрел на луну — и услышал слова — полупеснь, полустих — то ль читал он, то ль пел — сочинял — он — поэт и учёный — мой друг. Он вполголоса пел — и я сжал кулаки, я схватился за меч, я схватился за мачту, чтоб, дрожа, не упасть, чтоб не выть от тоски, обвиняя себя! А он пел:

Помню я ту беседку в саду,

Помню ту, что сидела одна…

Но я к ней никогда не приду,

Потому что чужая она.

Пел о ней он, о ней! Потому он один — как и я. Если б к ней подошёл — он — красивей меня — и моложе меня — с ним она бы пошла. А теперь он один, и причиною — я! И исправить нельзя! И чуть слышно, но громче грохочущей бури, неслось:

Я кричу, я рыдаю в аду,

Помню ту, что, как небо, нужна…

Но я к ней никогда не приду,

Потому что чужая она.

И ведь к ней не придёт — даже если я буду молить!.. Да и поздно уже.

И я к ней не приду. Думал в вечности встретиться с ней — но и там не приду!.. Да и вечности нет!

…Я неслышно ушёл, и смотрел в пустоту, и хотел умереть — только жил,