вы имеете в виду Ивана Николаевича Коробова, то он самым тщательным образом относился к выполнению заказов вашего министерства. Могу это засвидетельствовать со всей ответственностью. И фантастический, как вы изволили выразиться, проект он задумал не в ущерб другим разработкам, а, напротив, для резкого повышения технических характеристик новых вооружений. Я, как мне представляется, показал это со всей определенностью в записке, которую вы читали.
— Читал, читал… У вас, Игорь Алексеевич, всё красиво выглядит, а в реальности сроки выполнения НИОКР и передачи разработок в промышленность срывались, условия техзаданий нарушались. Тем временем самодеятельность вашего бывшего Генерального, оказывается, процветала…
— Я, как вы, Василий Иванович, знаете, входил в бывшее руководство предприятия и несу равную с бывшим Генеральным директором ответственность. Давайте уйдем из области расплывчатых обобщений — какие у вас конкретные претензии к предприятию? Какими конкретно разработками или изделиями вы недовольны?
— Да извольте, сколько угодно… Вот, например, «Тритон»…
— Про «Тритон», Василий Иванович, я знаю всё и досконально, так как именно в моей лаборатории эта система разрабатывалась. Да к тому же Главным конструктором системы был мой руководитель Арон Моисеевич Кацеленбойген. «Тритон», могу вас заверить, превосходит американскую систему и вообще не имеет аналогов в нашей радиоэлектронной индустрии. Можете гордиться этим изделием… Оно прошло испытания в акваториях Северного Ледовитого и Тихого океанов, доработано по результатам испытаний и готово к передаче в промышленность.
— Гордиться-то мы умеем, но вот факты, Игорь Алексеевич, — сроки испытаний и сдачи изделия сорваны, программа испытаний не выполнена, а кругосветное тестирование замещено неубедительными линейными испытаниями в территориальных водах. Более того — как стало известно, непосредственные разработчики «Тритона» еще до окончания этой работы были переброшены на новый проект, не имеющий к «Тритону» никакого отношения.
У меня потянуло в затылке, как бывает при подскоке кровяного давления. Острое чувство несправедливости генеральских обвинений концентрировалось в приступ ярости. Перед глазами вдруг запрыгал тот урка из отвратительного ночного сна, желавший числиться генералом. Я молчал… Василий Иванович счел это признаком моей растерянности и некомпетентности и удовлетворенно заерзал на стуле… Комир Николаевич, правильно расценив смысл моего молчания, пытался заполнить паузу общими рассуждениями об ошибках прежнего руководства ПООПа, которые определенно будут исправлены новым руководством. Я, наконец, вышел из штопора и начал набирать высоту:
«Позвольте, уважаемые коллеги, внести ясность в вопрос о судьбе „Тритона“, затронутый Василием Ивановичем. Действительно, испытания изделия на всей акватории мирового океана были сорваны и доводка изделия непредвиденно задержана. Причина этого — отстранение непосредственных разработчиков от испытаний изделия и его последующей доработки с передачей означенных функций другому отделу, который к разработке „Тритона“ не имел никакого отношения. Все эти действия инспирированы отнюдь не предыдущим руководством в лице И. Н. Коробова, а пред-предыдущим, то есть М. Т. Шихиным. Контр-адмирал Митрофан Тимофеевич Шихин отстранил Главного конструктора разработки доктора технических наук Арона Моисеевича Кацеленбойгена от участия в испытаниях „Тритона“ не без участия вашего, Василий Иванович, ведомства, которое пошло на этот разрушительный шаг под воздействием органов, не имеющих ни малейшего отношения к созданию новой военной техники. Срывы начались с того момента, когда известные вам органы заблокировали заграничную командировку Главного конструктора изделия „Тритон“. Поэтому, уважаемый Василий Иванович, поищите виновников всех бед „Тритона“ в другом месте… в каком — я, кажется, достаточно ясно указал. В свое время вместо того, чтобы защитить позицию A. M. Кацеленбойгена, ваше ведомство предало его и пошло на поводу у безответственных и бездарных чиновников… Вот вам и вся картина маслом…»
Мой спич вызвал у собеседников нечто вроде шока — эти стены, по-видимому, не часто слышали подобную крамолу. Первым оправился и забормотал какие-то возражения Василий Иванович: «Поищем, поищем… везде поищем — и без кацлинбогенов как-нибудь обойдемся». Он, как мне показалось, намеренно исказил фамилию Арона, и я подумал: «А чем, собственно говоря, по большому счету этот генерал отличается от антисемитской шпаны из моего ночного сна?» Сказал же, конечно, другое: «Если имеется в виду профессор Кацеленбойген, то я с вами вполне согласен — вы, вероятно, действительно обойдетесь без него, а вот отечественная наука вряд ли обойдется». Василий Иванович повысил голос: «У нас незаменимых нет!» Я продолжал гнуть свою линию: «Опять согласен с вами — у вас незаменимых нет, а в науке есть. Эйнштейна уже сто лет никто заменить не может». Комиру Николаевичу пришлось прервать эту опасную дискуссию, он попытался перевести разговор в конструктивное русло: «В дополнение к вашей, Игорь Алексеевич, докладной записке сформулируйте, пожалуйста, каким образом вы как новый руководитель предприятия собираетесь исправить положение… Каковы ваши, так сказать, принципы дальнейшего руководства?» Мне снова пришлось произнести длиннющую речь, в которой витиевато сочеталось то, что я думаю на самом деле, с тем, что от меня хотели услышать. Вот краткое ее изложение, сохранившееся в моих дневниках:
«Главный принцип весьма простой — неукоснительное выполнение требований заказчика как по срокам, так и по характеристикам изделий. В соответствии с этой приоритетной задачей предприятия я намерен немедленно вернуть в отдел Кацеленбойгена все работы, связанные с сопровождением производства и развитием аппаратуры „Тритон“. Не менее важным считаю разработку новых технологий, о которых, возможно, заказчик и не мыслит. У нас сложился мощнейший научный центр, включающий нескольких активных докторов наук, который способен и даже обязан выйти за рамки текущих требований и добиваться максимально возможных показателей в новой аппаратуре. Предприятие должно и может опережать требования заказчиков, прокладывать свежую колею, а не плестись за лидерами с помощью цельнотянутого заимствования зарубежных технологий. В связи с этим я намерен продолжить работы по глобальной цифровой радиосвязи, привлекая к ним сотрудников нескольких лабораторий и отделов. Хочу подчеркнуть: это будет делаться отнюдь не в ущерб оборонным заказам, а, напротив, с целью скорейшего внедрения в них новейших цифровых технологий».
Маневр Комира Николаевича, подкрепленный моим монологом, удался — заговорили наконец о деле по существу. Нараставшая конфронтация была погашена — мои тезисы понравились, против них нечего было возразить. Василий Иванович оказался интересным собеседником, когда дело касалось конкретных разработок, а не философствований на общие темы. Так что в конце встречи мы распрощались вполне дружелюбно. Комир Николаевич попросил меня задержаться, а сам пошел проводить генерала. Не знаю, о чем они говорили по дороге, но Комир вернулся в хорошем настроении и сказал, вдруг перейдя на «ты»: «Не дрейфь, Игорь Алексеевич, — ты на самом деле понравился генералу. Он сказал про тебя, что, мол, этот парень и на х… может послать начальство, а это в генеральском лексиконе очень высокая оценка, типа наш человек». Я возразил в том смысле,