В финале позвонил Илья Яковлевич: «Ирина Анатольевна закончила работу, материалы будут отправлены спецпочтой, а результаты будут сообщены нам через десять дней. Ирина Анатольевна удовлетворена уровнем сотрудничества наших служб. Ее срочно отзывают в Москву, она уезжает прямо сейчас и просит передать вам благодарность за теплый прием и помощь в работе». Я попросил передать ей трубку…
— Здравствуйте, Тамара… простите, Ирина Анатольевна. Какова ваша общая оценка работы нашего планово-финансового отдела?
— Здравствуйте, Виктор… простите, Игорь Алексеевич. В целом производит хорошее впечатление, вся документация ведется строго по инструкциям. Ряд замечаний я сделала в рабочем порядке. Думаю, что мое руководство согласится с положительной оценкой.
— Не сомневаюсь, что после вашего квалифицированного заключения вопрос о нецелевом использовании средств заказчика будет снят. Спасибо вам… Если нужна наша помощь в приобретении билета в двухместном купе, мы сделаем всё необходимое…
— Спасибо, Игорь Алексеевич… за внимание. Обратно я лечу самолетом… Илья Яковлевич проводит меня до аэропорта.
— Да, так-то оно лучше — и быстрее, и без необходимости общения с назойливыми попутчиками… Счастливого полета.
Вот таким образом решил я первую свою задачу на посту Генерального директора — снял с Ивана Николаевича тяжелое обвинение в нецелевом использовании госсредств. Конечно, для старшего лейтенанта запаса, каковым был я, лестно переспать с подполковником, но приписывать эту ничем не заслуженную честь только себе было бы чрезмерным тщеславием. И тем не менее, может быть, и неосознанно, но я помог Ивану Николаевичу, а цель, как известно, оправдывает средства…
Вторую задачу — забрать разработку «Тритона» у Артура и возвратить ее Арону — я тоже решил быстро. Приказ об этом был сформулирован максимально деликатно, чтобы не задеть самолюбие Артура: «Возложить обязанности по промышленной доводке и модификации изделия „Тритон“ на отдел, возглавляемый д. т. н. А. М. Кацеленбойгеном». Никаких упоминаний о провалах отдела к. т. н. А. О. Ланового в приказе не было. Ни Арон, ни Артур не возражали, хотя и не проявили восторга по этому поводу. Для Артура «Тритон» был обузой, но он связывал эту разработку с утверждением своей докторской диссертации. «Тритон» был детищем Арона, но «возвращение блудного сына» налагало на его отдел дополнительную немалую нагрузку.
Эти две акции, кажется, были последними моими достижениями в том году. Под новый год одновременно пришли две вести из Москвы — одна хорошая, а другая чрезвычайно скверная: Высшая аттестационная комиссия при Совмине СССР присвоила ученую степень доктора технических наук Лановому Артуру Олеговичу; Высшая аттестационная комиссия при Совмине СССР отклонила диссертацию Гуревича Валерия Семеновича как не удовлетворяющую требованиям к работам на соискание ученой степени доктора технических наук.
Глава 13. Гвадалквивир
Толпами устремляется в Севилье народ на берег Гвадалквивира; все хотят… «поглазеть на это единственное судно, чье плавание является удивительнейшим и величайшим событием, когда-либо совершившимся с тех пор, как господь сотворил мир и первого человека». Потрясенные, смотрят горожане, как восемнадцать моряков покидают борт «Виктории», как они, эти пошатывающиеся, едва бредущие скелеты один за другим колеблющимся шагом сходят на сушу, как слабы, измождены, истомлены, больны и обессилены эти герои, каждый из которых за три бесконечных года плавания состарился на добрый десяток лет. Ликование и сочувствие окружают их…
В благоговейном молчании шпалерами теснится народ вдоль дороги, стремясь увидеть, как восемнадцать оставшихся в живых моряков босиком, в белых саванах, с зажженными свечами в руках, шествуют в церковь Санта-Мария де ла Виктория, чтобы на месте, где они простились с отечеством, возблагодарить господа за то, что он сохранил им жизнь среди столь великих опасностей и допустил возвратиться на родину. Снова гремит орган, снова священник в полумраке собора вздымает над головами преклонивших колена людей дароносицу, похожую на маленькое сияющее солнце… И восемнадцать моряков едва слышно, трепетными устами читают молитву за упокой души своего предводителя и двухсот павших из экипажа армады.
На огненных крыльях разносится тем временем по всей Европе весть о благополучном их возвращении, сперва вызывая безмерное удивление, а затем столь же безмерный восторг. После плавания Колумба ни одно событие не вызывало у современников подобного воодушевления. Пришел конец всякой неуверенности… Неопровержимо доказано, что Земля — вращающийся шар, а все моря — единое, нераздельное водное пространство. Бесповоротно отметена космография греков и римлян, раз навсегда покончено с нелепой басней о ходящих на голове антиподах. Навеки установлен объем земного шара и тем самым, наконец, определены размеры той части Вселенной, которая именуется Землей; другие смелые путешественники в будущем еще восполнят детали нашей планеты, но в основном ее форма определена Магелланом, и неизменным осталось это определение по сей день и на все грядущие дни. Земля отныне имеет свои границы, и человечество завоевало ее. Великой гордости преисполнился с этого исторического дня испанский народ. Под испанским флагом начал Колумб открытие мира, под испанским флагом завершил его Магеллан. За четверть века человечество больше узнало о своем обиталище, чем за много тысячелетий. И поколение, счастливое и опьяненное этим переворотом представления о мире, свершившееся в пределах одной человеческой жизни, бессознательно чувствует: началась новая эра — новое время.
Стефан Цвейг, «Магеллан»
* * *
В действиях тоталитарных режимов, во главе которых, как правило, стоят более-менее случайные выскочки, традиционно не хватает деликатности, столь необходимой подвластным индивидуумам для того, чтобы не чувствовать себя полными ничтожествами. Это демократиям и даже наследственным монархиям приходится облекать свои решения и распоряжения репрессивного свойства в мягкую оболочку, подавать их в таком виде и с такими приправами, чтобы минимальным образом задеть личность репрессируемого. Тоталитарный Совок всегда отличался крайней грубостью и бестактностью властей предержащих по отношению к своему населению и особенно к той его части, которая называется интеллигенцией и согласно классовой теории классом отнюдь не является, а представляет собой некую прослойку: между кем и чем — пусть объяснят знатоки марксизма-ленинизма-сталинизма… Конечно, в наши благословенные времена развитого социализма сталинские методы типа «сапогом по морде», «зажимания гениталий в дверном проеме», равно как и другие подобные изыски, почему-то плохо переносимые интеллигентами, уже давно не используются для доказательства их вины. Сейчас всё производится намного элегантнее, но тоже как-то топорно и бездарно.
Топорно и бездарно даже в мелочах…
Московские чиновники прислали решения по диссертациям Артура и Валерия спецпочтой в адрес Ученого совета в один и тот же день, в одинаковых серых конвертах, одинаково надписанных чьей-то равнодушной рукой. В одном конверте лежал пропуск в большую науку, и конверт этот открывал перед адресатом неоглядные радужные карьерные дали. Другой конверт перекрывал адресату кислород, между строк уведомлял адресата