Читать интересную книгу Приговорённые к счастью - Сергей Матвиенко

где он трудился последнюю пару месяцев. Глас вопиющего в пустынях космоса. Радиоприёмник был глух к его мольбам, только щёлкал и потрескивал. Никто ему не ответил, никто не одёрнул и не привёл в чувство: настраивая вещание, он умудрился вывести из строя приёмник радиостанции, но, к сожалению (вернее, к своему счастью), не передатчик. Одевшись в экскаватора, он вышел наружу и продолжил по общей связи смеяться пьяным смехом над далёким Солнцем. Оно было такое маленькое, чуть ярче остальных звёзд, затерянное среди их россыпей. Где-то там. Затем, вдруг умилённый, Бальтазар заплакал. Махал Солнцу клешнёй и кланялся, раскачивая корпусом робота.

Неприступное Солнце молчало, и он взялся ругать его, обличать и грозить. Призывал Господа и ангелов Его покарать языческого божка. Никто ему не откликнулся, никому не нужен… В невыносимой безответной муке он принялся хулить Бога (в котором к тому времени разуверился) и ангелов, перечислив всех поимённо. Вернулся на корабль и в исступлении, рыдая, начал призывать инопланетян из неизведанных миров: «Придите с миром или не приходите вовсе!.. Придите и сокрушите одиночество живой души, подвешенной в безграничной пустоте, болтающейся посреди камней и бездушных механизмов!..» Стыдно, очень стыдно вспоминать!

Но оказалась в том и приятная сторона. После «концерта» его спешно отправили в ближайший санаторий поправить нервишки. Как сейчас помнит – вторая лунная база дальнего космоса на Тритоне, спутнике Нептуна. Там он и познакомился со своими теперешними друзьями, которые коротали там отпуск после длинной вахты. Альберт подбил его разорвать трудовой контракт с «Реактивными зигзагами» Вернера (пусть и с потерей обещанных премиальных и жалования за год, но оно того стоило). А Дима помог с трудоустройством…

– Проводник, мы прибыли, – вырвал Бальтазара уже из приятных воспоминаний тоскливый, но самоуверенный голос Фомы.

«Да чтоб ты провалился», – едва не ляпнул Бальтазар, неприятно удивившись испытываемой им брезгливости. Разозлившись на себя из-за этого, он решил, что после пилота заодно размотает и Фому. Утрясёт через Емельяна Сергеевича (тот не откажется от возможности прощупать Фому, раз он здесь объявился, и выдаст нужное разрешение). И оплаченного Альбертом времени сеанса более чем достаточно. Сбагрит Румана, вернёт Фому и незаметно подведёт его под аппарат… Не хочет Фома по-человечески рассказать, где взял «конфетку», – допросят изнутри. Всю эту чушь про пустоту, про невыразимое блаженство Бальтазар уже слышал. Он и сам бы мог, поднапрягши память, зарядить кого угодно подобной словесной шелухой, но сейчас запомнил слово в слово, что говорил Фома: важно петь с ним ровно в унисон. А на роль доверенного собеседника можно попробовать Адика. Не зря же этот чёртик усатенький вокруг Фомы ошивался? И, по словам секретаря, они дружны. «Среди них встречаются и хорошие, им не повезло», – припомнил Бальтазар сказанное Фомой. Уж не про Адольфа ли он? «Вот и замечательно, поболтаешь в уме со своим дружком, расскажешь ему, где взял наркоту и кто тебя зарезал. А если повезёт, так, может, удастся внушить этому овощу, чтобы на шею спасителю не садился, а, к примеру, отправился лет на триста в дальний космос заработать на папу или на маму», – решил Бальтазар.

– Верно, дотопали! – дружелюбно согласился он с Фомой.

Андроид шагал где-то внутри здания Арены, приближаясь к прозрачной стене – переходу между мирами. Подойдя вплотную, он прислонился к нему лбом и выдвинул глазные линзы объективов впритык к смотровому стеклу, чтобы пассажирам было лучше видно.

Перед ними до горизонта простиралась сельская местность в летнюю пору. По синему небу плыли редкие барашки облачков; солнце, взобравшееся на вершину своей дуги, заливало всё вокруг ярким светом. Повсюду виднелись свежие зелёные краски ещё не пожухлой от зноя травы и листвы. Казалось, неизвестный художник заботливой рукой собрал в одном месте множество примет деревенской жизни.

Они разглядели тут и там стога сена (может, соломы – поди разбери эту траву). Услышали коровье мычание (вдали у подножия холма паслось стадо). Ближе на лужайке ходили важные гуси – щипали сочную поросль, расправляли крылья и гоготали. На обочине утоптанной дороги пара чумазых хрюшек пряталась от зноя и мух в луже жирной грязи.

Недалеко от принимавших грязевые ванны свиней стояла лошадь, запряжённая в телегу. Возницы не было. Лошадь трясла гривой, мотала головой вверх-вниз и недовольно всхрапывала. Куда это она смотрит? Бальтазар развернул туда окно. В одном из стогов сена небрежно развалился какой-то тип в подвыцветшей зелёной куртке и широких жёлтых штанах, заправленных в высокие сапоги. Одежда была форменная, наверняка военного образца. Тип смотрел в небо из-под зелёной же кепки, сдвинутой на самые глаза, крепко дымил толстой цигаркой и посмеивался.

Глава 13. До предела счастливый Руман

Андроид вытащил из грудины капсулу с пассажирами и вставил в разъём в стене. Через несколько секунд комната и мебель приобрели привычный вид, как и сами Бальтазар и Фома. Теперь они могли покинуть эти тесные апартаменты.

– Это Руман, – указал Бальтазар на человека, отдыхавшего на сене. – Человек, раздавивший твоих родителей.

– Ой, ну хватит! – брюзгливо протянул Фома и, взбив подушку, растянулся на мягкой кровати. – Я к нему ничего, кроме жалости, не испытываю. В обратном вы меня не убедите. Я же знаю, зачем бедняга здесь. Родители ушли мирно. Их уже не вернуть.

– Выходим, – приказал ему Бальтазар.

«„Не вернуть“! Экая скотина! А ведь считает себя милым добряком».

Бальтазар расширил окно во всю стену, превратив его в дверь. Первым в неё, нехотя встав с кровати, вошёл Фома, подбадриваемый взмахами руки своего раздражённого провожатого. Перешагнув за порог, Бальтазар закрыл за собой дверь и запер на личный ключ доступа. Переход исчез, оставив их посреди живописных сельских просторов на краю деревушки.

Осмотревшись, Бальтазар решил, что первое впечатление не обмануло: в окружавшей их щедрой картине действительно чувствовалась рука высококлассного художника, чьё заботливое внимание не обошло даже мелочей. Там – покосившийся местами плетень, а там на жерди нацеплен треснувший горшок. Из-за ближайшего забора высунула голову собака, облаяла незнакомцев, убралась обратно и грозно зарычала из своего укрытия. Богатый, роскошный и привередливый рисунок на заказ. На другой стороне деревни гуляли люди, судя по всему, воздаятели, арендовавшие это место.

При появлении гостей Руман никакого видимого оживления не выказал, оставшись сидеть, как и прежде. Он лишь лениво повернул голову и уставил на них неотрывный тяжёлый взгляд. Дождавшись, чтобы его пугающе пристальное внимание заметили, он пустил плотную струю сигаретного дыма, громко отхаркнул и сплюнул через губу. Затем отвернулся.

– Мы перетекли в местное обиталище? – спросил Фома, оглядываясь вокруг. – Красиво и первобытно… Диких животных нарисовали для антуража, – он ткнул рукой в сторону лошади и свиней.

Лошадь заржала, и Фома, подскочив, перебежал от неё подальше,