Читать интересную книгу Приговорённые к счастью - Сергей Матвиенко

Просто им не повезло с кармой.

Бальтазар едва не заскрипел зубами. Бессмысленный разговор. Наверняка дальше последуют не менее дикие поучения вроде: «всё это – светотени добра и зла на сложном рельефе жизни», «кому-то пришлось бы играть эту роль», «значит, судьба такая» или какое-нибудь особо вычурное умствование.

– А куда ехали мои родители? – безучастно спросил Фома, будто сам он витал в неведомых краях, откуда передал сообщение по телеграфу.

– Возможно, к тебе, – буркнул Бальтазар, подавив неприязнь. – Валера был ещё жив. Похоже, чей-то злой розыгрыш. Твоей маме кто-то перед этим позвонил. Может, сказал, что ты выжил, и они бросились в больницу. Представь, в каком безумном отчаянии они находились, если поверили в такое!

Говоря это, он внимательно наблюдал за душой бесстрастного Фомы, когда та выглядывала из-под мерцающего покрова тела. Бальтазар надеялся на большее, чем уютное треньканье колокольчиков. Но Фома словно включил глушилку для мозговых волн, беспрестанно думая какую-то неразборчивую мысль, и любопытный глаз инквизитора всё время утыкался в затуманенное слепое пятно, как если бы после яркого солнца заглянул в тёмный колодец.

– Решили, что я жив, и сорвались, – кивнул тот. – А брат… Как он погиб?

– Мучительной смертью. – Бальтазар не удержался и глянул на свои руки. – Пса вашего тоже убили.

– Это мой аватар сделал? Вы его куда-то вели? В полицию. А братик за вами увязался? – спрашивал Фома, внимательно разглядывая собеседника. И, не дожидаясь ответа потрясённого Бальтазара, воскликнул: – Как жаль! Бедный, несчастный дурак! Перестать мучиться жизнью через такие муки!

– Ты говоришь не так спокойно, как раньше, – с добродушием заметил Бальтазар. – Вижу, тебе действительно жаль брата… – он запнулся. Ему стало неуютно.

Фома отрешённо смотрел на Бальтазара.

– Вы сильно ошиблись, забрав меня вместо него, – медленно произнёс он. – Считайте, вы их всех погубили. На меня не кивайте и не рассчитывайте. Я не готов нести это бремя. Вина полностью ваша.

По его щеке прокатилась грубо нарисованная слеза.

– Если бы вы знали, чего вы меня лишили! – тихо рыдал Фома. – Я всё постиг и принял: страсть, отчаяние, муку. Отринул и достиг наивысшего счастья. Да что слова – пустые звуки! Не передать, какое там счастье! Всё не то – блаженство! Нет, не так! Нет, не могу передать невыразимое и не опошлить! Даже вспоминать бесполезно, один обман человеческой памяти. Вы всё отняли…

«Вот же наркоман прокля́тый! – с отвращением подумал Бальтазар. – Быть ему растением. Разбудил на свою голову. Прав был чёртов инженер: не стоило этого делать».

– Ты прав, – согласился Бальтазар. – Я должен был забрать другого. Но вместо него здесь ты…

– Боль, страх, несправедливость – последнее, что мой брат ощутил в своей жизни, – угрюмо проговорил Фома. – Из-за вас он навечно зажат в тисках этих страданий. А меня вы выдернули из вечного блаженства, из покойной пустоты ничего. И сейчас я глумлюсь над ней своим лживым бессмысленным языком. Вы обрекли меня на новый круг страданий. Кто вас просил?

– Так вышло. То моя вина, ты прав. Но почему же «навечно»? – осторожно спросил Бальтазар почти без надежды что-то изменить. – Обживёшься, заработаешь на папу и маму, на брата. Кто-то же должен их вытащить?

Лицо Фомы поскучнело. Он лениво отмахнулся и отвернулся.

Но Бальтазар не отступил.

– Неужто в тебе нет радости новорождения? Разве ты не ощущаешь избытка сил, способности к любому свершению, какое ни задумай? Разве не прекрасна кристально ясная память и подвижная, как ртуть, мысль? – спрашивал он вкрадчиво. – Не поверю! Фома, обратись к себе и почувствуй ликование жизни.

Фома всё скучал, но Бальтазар не унимался:

– Признаться, сам я едва не кричал от восторга, осознав всего себя от младенчества и до последнего моего дня. Конечно, мне было чему радоваться, ведь помер я стариком, дряхлым и слабоумным. Но в любом случае твоя биологическая природа сейчас на пике совершенства. Лучшее выпячено, недостатки сглажены. Ты получил идеальное тело атлета. Болячки, если они были, исчезли. Живи и радуйся!

– Им так проще, – хмыкнул Фома. – Восстанавливать весь этот обвес… – он ткнул себя в грудь. – По типовому шаблону проще. Всё здоровое неуникально, а всё больное надломлено по-своему. Здесь даже душевнобольные исцеляются. Ну и что? Я-то не псих. Да, я чувствую весь этот радостный поток, струящийся по жилам, всю эту силищу в ручищах. Липа, но приятно. Да, ещё и восторг!

– Ну вот! – встрепенулся Бальтазар.

– Что «вот»? Ко всему этому уже подмешивается капелька страдания, сейчашнего или будущего. По чуть-чуть, незаметно. Я это знаю, я хорошо это вижу… – Фома махнул рукой. – Вам не понять! Вы не познали беспримесного удовольствия. От вас самого разит мучением. Так и засквозило болью, когда вы неосторожно приоткрылись. Как знакомо: неунывающая погоня за призрачным счастьем, которое всегда так близко. А на самом деле вы бежите от преследующих вас несчастий. Они неотделимы от вас, как привязанная за кошачий хвост консервная банка. Эти несчастия и есть вы. И чем больше вы суетитесь, тем сильнее испуг от грохочущего сзади рока и тем торопливее ваш бег. А вот я не… – он замер на полуслове, откинулся спиной к стене и отстранённо улыбнулся, несказанным словом указывая на разделяющую их пропасть.

– Тебя обманули, глупец! Запутали забавными сравнениями! – в сердцах воскликнул Бальтазар, чувствуя, что проиграл в этой битве оторванных от жизни слов. – Твоё утерянное счастье – пустая иллюзия.

Больше сказать ему было нечего.

– Всё обман, – меланхолично улыбнулся Фома. – Ваши слова против вас легко поворачиваются, и такая глубина проявляется, дух захватывает. Осмельтесь не играть свой убогий спектакль. Загляните за кулисы и посмотрите на своих актёришек без грима, занятых пошлой житейской суетой. Я вот с собою честен и вообще не желаю быть ни актёришкой, давящим из себя слёзы и гримасы, ни зрителем с постной рожей ценителя таких искусств. А вы, если хотите, барахтайтесь на этой свалке дальше. Время есть, солнышко пока ещё светит.

Бальтазар молчал, снедаемый горечью поражения от непонятного и оттого ещё более пугающего врага. Сомнений не осталось: за нарушение договора ему придётся ответить карманом. С таким ярым отказником правда обязательно вылезет наружу. «И как здесь не распознать козни врага рода человеческого? Вот и скажи теперь, что дьявола нет, вот тебе и старые сказки. Разве не бесовская сила держит Фому? Поделом тебе, Бальтазар, будешь знать, как на краю вселенной орать во всю пьяную глотку, что Бога нет…» – обрушился на себя Бальтазар.

В памяти заворошились нехорошие воспоминания последних дней работы на компанию Вернера. О том, как одиноким и потерянным пятничным вечером, напившись контрабандного пива, он вышел в радиоэфир и закричал на всю округу что-то невразумительное, кажется, о прилёте чертей к нему на астероид,