ждать ничего хорошего от людей, которые ходят в таких вот ботинках. Рид слегка приподнимает ободранный подбородок. Шея отзывается болью, зато теперь он видит такие же пижонские брюки на чертовски длинных ногах. А если еще чуть поднапрячься, то и белую рубашку. Больше напрягаться не приходится: обладатель самых сибаритских шмоток в Индонезии наклоняется сам, демонстрируя белобрысый затылок, берет чемодан за ручку, а потом поднимает взгляд — и Рид видит самое смазливое за этот день лицо.
— Я это забираю, — растягивает губы в притворной улыбке сукин сын, а потом распрямляется, и последнее, что Рид слышит, прежде чем воцаряется темнота: — Хорошего дня.
Глава 6
Вечерняя Джакарта — сплошь размашистые акварельные мазки. Водоворот оттенков синего: кобальтовый, аквамариновый, индиго, сапфировый, лазурный, голубой. Небо слоится облаками и туманом, идущим с моря, стягивает город в тугое кольцо. Синий остужает размякший за день асфальт, а зной уходит с улиц вместе с закатом. Яркими пятнами вспыхивает жизнь внизу: бегущие желто-рыжие артерии дорог, по-деловому структурированные, как в рабочем улье, точки света в высотках бизнес-центров, миллионы разбрызганных огней низких жилых районов.
Любой другой город с наступлением вечера укрывается темнотой, скрадывая свои грязные и острые углы, и становится куда более приятным и симпатичным; но не Джакарта.
Джакарта кичится своей наготой.
В сумерках, выглядывая из переулков, взрываются огнями вывески баров, многоэтажных борделей, потрепанных драг-отелей. Вдоль залива тянутся кальянные с террасами, усыпанными подушками и полуголыми девицами, картинно пускающими дым темно-вишневыми губами. Гремит музыка — иногда китайская, иногда арабская, чаще — английская, хотя белых здесь почти не бывает. Гудят клаксонами мопеды, и паутина поездов, оплетающая город, наполняет его равномерным гулом.
Но с высоты фешенебельной, золотой Сети-Буды этого, наверное, почти не видно — конечно, если ты не знаешь, куда смотреть.
Эчизен редко видел Джакарту с такой высоты, но он может себе представить.
— …Ты должен меня понять, — договаривает он.
— Я понимаю, — соглашается скрипучий голос на том конце телефонной трубки, — но это не значит, что я могу позволить повлиять на свои решения. Этот город мой, потому что Картель — сильнейший. И пока у меня есть возможность убирать препятствия на пути этой силы, я буду так делать.
Наверное, с самого верхнего этажа Хамайма-Тауэр мир видится совсем иначе, чем из небольшой кельи в обшарпанной церквушке за чертой города.
— Значит, ты говоришь мне выйти из игры, — задумчиво тянет Эчизен, перебирая пальцами по столу. — Забавно.
Эчизен не уверен, что хочет знать, как видит мир Ольберих Басир.
— Расценивай это как жест доброй воли, — говорит Басир. — У нас никогда не было с вами проблем, Шишидо. И мне бы не хотелось, чтобы они появились впредь.
Эчизен улыбается своему отражению в зеркале, склонив голову набок. Он знает — он похож на сытого кота, обернувшегося пушистым, хотя и полинялым от старости хвостом. Он молча слушает, прищурив глаза с выцветшими ресницами.
— Мы позволяем вам существовать, потому что вы не приносите нам проблем. Не надо, — Басир делает выразительную паузу — даже создается впечатление, что он просит. Это впечатление — обман. — Не надо пытаться переходить нам дорогу. Твои ребята, — Эчизен почти воочию видит, как он кривится от неудовольствия, — сегодня доставили нам проблем. Мне это не понравилось.
Эчизен представляет себе Басира вживую: как тот стоит у своего массивного стола из дорогого дерева, курит папиросу, рассматривая город круглыми, навыкате глазами и разговаривая по громкой связи коммутатора. У самого Эчизена узкий, лисий прищур — и телефон, прижатый к уху.
— Я сделал тебе одолжение в счет старого знакомства, пригласив на разговор, а не послав к тебе Девантору, — говорит Басир. — Но это исключение, а не правило. Приструни своих щенков, и забудьте об оттисках. Их заберет Картель.
Когда Эчизен уже готов положить трубку, он говорит:
— И, Шишидо…
То, что он скажет, вполне предсказуемо.
— Этот мальчишка, — Эчизен слышит, как Басир неприязненно морщится, — Эйдан Рид. Если он снова работает на тебя, то отошли его. Он не нужен мне в этом городе. Слишком много проблем.
— Понятия не имею, о ком ты говоришь, — улыбается Эчизен и кладет трубку.
А потом раздраженно цокает языком, надевая очки в тонкой оправе, чтобы поднести к лицу телефон и пальцем пролистать до нужной записи. Затем он переводит взгляд на сливающегося с тенями Лестари в углу кельи:
— Времени больше нет. Вариантов тоже. Отправь его, пусть едет и разбирается. Мы должны узнать, где клише, быстрее этого старого ублюдка.
* * *
Несмотря на отдаленные звуки ночных кварталов, пробирающиеся через длинные и узкие оконные проемы, здесь тихо. Старые лодки, грязь, темень, сырость. Где-то, действуя на нервы, капает вода. Полки с пыльными коробками тянутся на все пятнадцать метров склада, спрятавшегося на южной окраине портовых доков.
Добраться сюда так, чтобы ни люди Церкви, ни гончие Картеля не проследили за ним, было той еще задачей: он не привык к такому темпу работы, когда из-за любого угла тебя может пристрелить какой-нибудь псих. Если верить статистике, психов здесь полный город.
Кирихара переступает с ноги на ногу, и ему кажется, что этот звук заполняет все помещение.
Время уходит. Со склада его должны были забрать два часа назад, но он еще здесь. Это раздражает.
Если уж быть до конца честным, ему не нравится находиться в этом городе одному. Ощущение, что Джакарта сожрет тебя, едва зазеваешься. Не город, а монстр.
На первых порах он настороженно вслушивается в каждый шорох, сжимая в мокрой ладони пистолет. Потом паранойя отступает, органы чувств чуть расслабляются, и он откладывает пистолет на ящик рядом, чтобы тот был в поле зрения. Тяжелый чемодан давит на острые колени, а тишина — на уши.
Еще через полчаса до него доносится шум.
Вскинув голову, Кирихара прислушивается: снаружи по гравию скрипит шинами подъезжающая машина. Едет вдоль дальней стены — он следит за светом фар, пробивающимся через прорезь окна. Потолок исчерчен ярко-желтыми полосами. Автомобиль заворачивает ко входу. Рука сама ложится на пистолет, и, подбирая кейс, Кирихара прячется за полками — там, где больше