Да и что такое сплетни? Кого ими удивишь? Вполне обычное дело для общества, где слабый женский пол не настолько обременён и измотан работой, чтобы валиться с ног, а как раз-таки располагает достаточным временем для визитов и шатаний по базарным лавкам, при этом не слишком иссушен образованием. Тем более, что это являлось самым задушевным занятием для любой дамской компании – вроде десерта к чаепитию. Так можно ли судить за такую мелочь прелестных посадских матрон? Ну, встретятся, ну, помоют кому-либо косточки, приятно отводя душу, да и разойдутся с миром, как это происходило в больших и малых городах, в крохотных деревеньках и сёлах необъятной России. Однако, как бы не так! Здесь всё было иначе. То есть запущенный слушок имел своё продолжение, развитие вплоть до финального разрешения.
Конечно, сплетни могли раздражать и даже отравлять жизнь, если на них обращать внимание. Ведь тот же Кульбач, который жил, можно сказать, с главной сплетницей Посада, обалдев от очередной бабкиной вестишки, при этом стараясь сохранить приличный тон, только крякал и удручённо качал головой: «Бабы-сочинители, врак распространители, тут и обвинители, и молвой казнители! Бабка, если ты виновна, накажу тебя бескровно через отравление. Изведу явление, заразившее весь люд. Я, взбесившись, крайне лют, что собою не владаю. Сколь ишо звонить „валдаю“?».
Ничуть не пугаясь дедовых обещаний, Кульбачиха всякий раз отвергала свою причастность к авторству: «Гляньте вам: предостерёг! В честь чего в меня упрёк? Люди добрые сказали и притом не обязали новость в тайности хранить. Дак за что меня казнить?». Если же в результате бабьих сплетен опять возникали сложности в каком-либо семействе, пусть не такого масштаба, как в случае с Дробогором, Кульбач чихвостил бабку по-настоящему.
Кульбач: Бабка, за своё паскудство
Налетишь на экзекутство!
Всякий слух назад аукнет,
А обхаянный – пристукнет,
Укокошив за навет.
Лучше смолкни – мой совет!».
Сосед Еросим в таких случаях только посмеивался.
Кульбач: Виноваты бабьи сплетни.
Вред от сплетен многолетний.
Как запустят «шептуна»,
И ищи, кого вина.
Эх, вы, сени мои сени…
Не найти иголки в сене,
Хоть весь стог перелопать.
А случись в стогу том спать,
Задним местом вмиг найдёшь!
Еросим: Да, найдёшь, когда не ждёшь!
Тут хоть всех перетряси
И любую допроси,
Не отыщется истока
Мутной мерзости потока.
Виноваты все гуртом,
Кто рождён с болтливым ртом.
Кульбач: Бабы действуют по-свойски.
Бабка правит в энтом войске.
У старушицы вестей
На десяток волостей!
Еросим: Ясно, бабы растрещали!
Бьют картечью, из пищали
Без прицела, как придётся,
Но без промаха!
Кульбач: Дождётся
Энта старая карга!
Выглажу без утюга.
Еросим: Как же?
Кульбач: За её шу-шу
Я её же придушу!
Еросим, с сомнением поглядывая на расходившегося старика, не мог удержаться от смеха, ибо в соседских сражениях обычно верх брала Кульбачиха. Стоило старушке вооружиться какой-нибудь утварью, как дед сдавал позиции без боя, заявив: «С бабой драку учинять – честь мужчинскую ронять!».
Еросим: Дед, ну хватит уж смешить!
Тут полгорода душить!
Кульбач: Бабам сплетни – что конфеты!
Их разносят, как стафеты6:
Постояли у плетня,
И пошла гулять сплетня!
Под прицелом ежечасно.
Поздоровкаться опасно.
Слухами весь свет раздут:
И сведут, и разведут.
Еросим: Чё их слушать, тех свистушек?
Кульбач: Надавать что ль колотушек?
Еросим: Ссоры, столкновения —
Нет обыкновения
Ссоры дракой завершать.
Кульбач: Старой надобно внушать
Уложенья этикета.
Жизнь моя – есть жизнь аскета.
Я вообще неприхотлив.
Еросим: Но до драчек не пуглив!
Кульбач: Не пуглив, но избегаю.
В этом мудрость постигаю.
Ссоры не без поводов.
На коров от оводов
Нападает одуренье,
Но они на примиренье
Почему-то не согласны.
Наши ссоры не напрасны.
Если в ссоре чувства злей,
Пышет жар, как от углей,
Примиренье будет слаще.
Надо ссориться почаще!
Вот так всегда: о чём бы не заходил разговор, в конце концов, дед сводил-таки его к любимой теме – их с бабкой неспокойной семейной жизни.
Однако вернёмся к сплетням. Возможно, мужчины были бы более снисходительны к столь невинным и безобидным развлечением своих жён, если бы не регулярные бури и потрясения, случавшиеся в столь тихом городке, и, слава Богу, что покамест не случилось настоящей трагедии. Но неприятности бывали и довольно ощутимые, как то разлад назначенных свадеб, спровоцированный многолетний внутрисемейный конфликт либо возникшее холодное отчуждение до полного разрыва отношений между близкими родственниками.
Прежде, чем продолжить основное повествование, хочу Вас познакомить с некоторыми жителями Посада, которые в дальнейшем могут встретиться в одной из моих историй в качестве главных либо второстепенных героев, а также с местными нравами и посадским образом жизни.
Хозяин кузнечных цехов Прокша, жена которого не меньше прочих любила послушать сплетни, но никогда не ввязывалась в скандалы, жизнерадостно похохатывал над другими «счастливцами», поясняя аптекарю Немчутке, что если бы все склоки имели под собой вескую причину для шумных ссор и даже драк, то Посад был бы самым тихим городком на свете, потому как скандалить было бы попросту не из-за чего.
Прокша: Баб трясёт любой пустяк.
Вмиг для битвы поднят стяг!
А в причины кто б вникал,
Коль без них такой накал?
А когда уже причина,
Без полиции, без чина
Их вовек не примирить.
Немчутка в силу своего происхождения или воспитания не мог понять горячности русской натуры, полагая, что в семье главное слово должно оставаться за мужчиной, хозяином дома. Удел супруги ограничивался кухней, присмотром за хозяйством и домочадцами. Аптекарь довольно хорошо говорил по-русски, лишь слегка приглушая звонкие звуки.
Немчутка: Объяснить, отговорить,
Как мужчина повлиять.
Муж ведь должен настоять —
Он жене авторитет!
Прокша: Против скалки шёл кастет,
А попало по макушке.
Ворон не чета кукушке.
Для посадских-то задир
Вся острастка, коль мундир
Где-то рядом промелькнёт.
Кажная тут рот замкнёт
И глаза потупит сразу.
Только чин заткнёт заразу.
Однако, несмотря на скандальных жён, все посадские мужчины старались выглядеть солидно и представительно, ввиду чего держали себя сдержанно, разговоры вели неторопливые, обильно сдабривая их замысловатыми изречениями из местного фольклора, так что случайному собеседнику порой трудно было вникнуть в суть отдельных шуточек, присказок и поговорок, зарожденных именно в Посаде. Добропорядочные, хотя несколько озабоченные своим имиджем, посадцы полагали, что разговаривать по-простецки, не умничая, не щеголяя каким-нибудь новым незнакомым, но так привлекательно звучащим словцом, им, коренным горожанам, не подобает, дабы не сравняться с неотёсанной деревенщиной, то есть выказать себя этакими дремучими лапотниками, неучами, притом, что великосветскому общению эти доблестные граждане, увы, не были обучены. Поэтому здесь сложился свой особый неповторимый говорок. О самих говорунах судили по-разному.
– Все степенные, с брюшком,
Ходят с вы́пятом, шажком,
Суеты не допуская.
– А вся знатность городская
Разговорами скупа.
– А посадского попа
Просто к ровне причисляют.
– Да уж, не обожествляют!
Также тычут: ты, да ты,
Будто нет меж них черты.
На прямой вопрос: «Как поживаете?», задаваемый из вежливости и зачастую не требующий обстоятельного ответа, посадцы начинали «плести кружева», напуская тумана.
– Как живём?
Да хлеб жуём,
Жидким чаем запиваем —
Шибко сладко поживаем!
Потому ли, иль за то
Не завидует никто.
И тем не менее, приезжие россияне, покидая крохотный Посад и делясь впечатлениями, всегда отмечали, что «где-то жизнь – преснятина, а у них – вкуснятина!».
– Уж такой в Посаде люд —
Из словес палит салют.
Нонче он обескуражен,
Завтра чем-то взбудоражен.
Ведь ни дня нет тишины!
– Ну-у, театров лишены,
Потому актёры сами.
Развлекаются часами!
– Беспокойные натуры!
И в аптеке нет микстуры,
Чтобы их угомонить.
– Из веков прядётся нить!
Люди разных величин,
От простых и до купчин,
Из хором и из сарая
Говорливые до края.