Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

ты не спишь. Покедова Михей на козлах, ты все одно, что в своей постели. Не спишь, стало быть? Поди, и разговор мой с самим собой слушала? Его всурьез не принимай. Ворчливость дорога побудила. Недоволен собой, что по твоему желанию повез по ней. Давно были бы в Златоусте через Сатку. Твое желание, твоя и вина, что до сей поры трясемся, из коней дух вытрясая. К Вечерекам катишь?

– К Новосильцеву.

– Не скажи! Ну, чистая беда с тобой! Прибудешь в барский дом на испатранной тройке. Погляди на коней: из-за грязи и масть нельзя разглядеть.

– У Новосильцева наведешь на коней красоту.

– Правильно судишь. Грязь не сало, на радость людям воды боится.

Тройка бежала по улицам Златоуста, провожаемая собачьим лаем.

На околице города, когда дорога свернула к новосильцевской усадьбе, Михей остановил коней. Выкачал из колодца три ведра воды, ополоснул пристяжных, сильнее коренника забрызганных грязью.

Гроза над Златоустом прошла стороной. Только слегка омыла город легким дождем. Оглядев экипаж неодобрительно, покачивая головой, Михей опустил фордек.

Тройка неслась берегом реки Ай. Теплый ветерок подсушивал у лошадей гривы. На речном просторе золотистой рябью забавлялось послеполуденное солнце.

Тройка миновала ворота в усадьбу, промчавшись по тенистой березовой аллее, остановилась у парадного подъезда.

Софья весело вбежала по мраморным ступеням и позвонила, от неожиданности вздрогнула, когда дверь открыл седой лакей в голубой ливрее с окладистой, пушистой бородой.

– Вадим Николаевич дома?

– Никак нет. Изволили отбыть на вокзал, но должны скоро воротиться. Изволите обождать?

– Да.

Софья вошла в вестибюль и, увидев горничную, спросила:

– Маша, у Вадима Николаевича, видимо, гости?

– Матушка из Петербурга приехала.

В коридоре раскрылась дверь, и сочный грудной женский голос спросил:

– Клементий, кто к нам пожаловал?

– Это к Вадиму Николаевичу, барыня.

– Ну так проводи пока ко мне…

– Слушаюсь!

Важно неся свое дородное тело, лакей шел впереди Софьи. У раскрытой двери поклонился ей и жестом предложил проследовать в зеркальную гостиную.

Войдя в нее, Софья, отразившись в зеркалах, увидела возле дивана высокую, стройную даму в темном платье с серебристыми кружевами вокруг шеи и на обшлагах рукавов.

Приложив к глазам лорнет, дама, ответив на поклон Софьи, безразлично спросила:

– Вы к сыну по делу? Разрешите узнать, кто вы?

– Софья Сучкова.

– Вот как! Мадемуазель Сучкова. Я матушка Вадима Николаевича. Неожиданно навестила его, соскучившись. Представьте, приехала не одна, а с одной очаровательной девушкой, в которую сын был когда-то влюблен. Господи, что же мы стоим. Садитесь в это кресло, а я буду на диване. Близорука, потому не смущайтесь моего взгляда в лорнет.

Софья села в кресло только после того, как дама села на диван.

– Меня зовут Мария Владиславовна.

– Я знаю. Вадим Николаевич часто рассказывал о вас.

– Мой мальчик, кажется, меня все же любит. Он очень скрытен. Про вас тоже слышала от него. Он скоро вернется. Поехал на вокзал проводить Марину. Капризной девушке город не понравился, а обилием собак просто напугал. Марина избалована в столице всеобщим вниманием. Слов нет, девушка очень красивая и с хорошим приданым. Вадим и ей много рассказывал о вас… Кажется, они оба поняли, что их былое увлечение друг другом прошло, Марина предпочла поскорее уехать. Мне ее немножко жаль. Я думала… Впрочем, матери всегда думают не о том, о чем их сыновья и дочери. Вы разрешите мне звать вас просто Софи?

– Буду рада.

Софья уже хорошо разглядела холеное лицо Марии Владиславовны. Оно останавливало внимание тонкими чертами. И все еще красиво, хотя уже в штрихах морщинок. Каштановые волосы в густой прошве седины. Точеный нос с горбинкой. Взгляд близоруких глаз с холодной настороженностью, но в них появляется тепло, когда смотрят сквозь стекла лорнета.

– Со слов сына представляла вас совсем иной. Видимо, к этому обязывало ваше звание золотопромышленницы. Думала, вы дородная. Впрочем, глупости, теперь совсем не важно, какой вы были в моем воображении. Ваш подлинный облик меня приятно удивил. Сын был совершенно прав, восхищаясь вами. Жаль, что Марина не увидела вас. Имела бы понятие, какие на Урале бывают золотопромышленницы, даже из купеческого звания. Надеюсь, не обидитесь на меня за упоминание о вашем купеческом происхождении.

Мария Владиславовна встала, подошла к открытому окну.

– Наша усадьба вам нравится?

– Очень. Особенно парк.

– Представьте, даже не предполагала, что Златоуст расположен в такой очаровательной местности. Здесь красива дикая природа. А здешние закаты меня буквально очаровали. Решила, Софи, немножко пожить около сына. Безумно люблю своего упрямца. Вылитый отец по характеру, но я очень несчастная мать, Софи. Несчастна от того, что Вадим так непонятно, странно лишил себя Петербурга, светского общества, где его так любили, а главное, блестящей карьеры гвардейца. Его отец оставил ему крепкие связи в сановном мире. А все эта проклятая война с японцами. Она лишила его глаза, покалечив лицо, обрекла на придуманную им самим глупую жизнь отшельника. Конечно, он страдает, но слишком горд, чтобы в этом сознаваться. Мне кажется, жизнь в уральских горах его тяготит, и счастье, что он может скрадывать свое пустое существование музыкой.

– Мне кажется, говоря так, вы не правы. Вадим Николаевич доволен жизнью на Урале.

– Неужели говорите правду? А что, если просто играет на людях роль счастливца, чтобы скрыть свое тяготящее добровольное отчуждение от прошлой жизни?

– Нет! Вадим Николаевич слишком правдив и искренен, чтобы прикидываться и играть какую-то роль.

– Вы его так мало знаете.

– Семь месяцев. Уверена, что ему хорошо на Урале. Здесь у него много преданных друзей, таких, как он сам, правдивых и искренних.

– У него и в Петербурге были друзья. Он умеет располагать к себе. Кстати, здешняя семья Вечерек мне понравилась.

– А его друг, доктор Пургин?

– Кажется, тоже из-за собственного упрямства порвал со столицей и так же, как Вадим, оставил в ней тоскующую мать ради модного желания ходить в народ, не сознавая, что народу совершенно не нужно это ходячее милосердие. Народ хочет совсем другое, и какое счастье, что пока бессилен осуществить свое желание.

– Доктор Пургин в наших краях – живая легенда. Ему можно только завидовать, что заслужил такую людскую любовь и благодарность за творимое им добро.

– Ваш край отнял у меня сына. Повинны в этом его друзья и вы тоже среди них.

– В чем моя вина?

Мария Владиславовна пошла к Софье, подойдя к ней, улыбнувшись, сказала:

– Простите меня! Поймите, что без Вадима мне скучно в Петербурге. Он нужен мне.

– Почему бы вам не жить здесь?

– Это невозможно. У меня привычка к столице. В ней все, что окружало мою жизнь с детских лет. С этим трудно расстаться. Но главное, у меня нет