Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

уверенности, что нужна здесь Вадиму.

– Вадим Николаевич тоже тоскует по вас. Вы всегда у него в памяти. Мы, его друзья, знаем о его любви к вам.

– Вы мне нравитесь, Софи! Вы так естественны и во всем уверены и, конечно, уверены даже в своей невиновности передо мной.

Софья после сказанного Марией Владиславовной встала.

– Не пугайтесь! Не забывайте, что я мать и знаю своего сына.

В коридоре раздался лай Старателя. Собака влетела в гостиную, радостно завиляв хвостом, обнюхивала туфли и платье Софьи.

Софья услышала голос вошедшего Новосильцева.

– Как вы обрадовали меня, Софья Тимофеевна, своим приездом. С мамой познакомились? Надеюсь, светской чопорностью она вас не напугала? Здоровы?

– Проводил, Вадим? – спросила Мария Владиславовна. – В каком настроении была Марина?

– В своем обычном. Расстались, обещав друг другу писать, совершенно не веря в это обещание.

– Софи, извините меня. Я пройду в парк. В это время всегда гуляю. Вы у нас до вечера?

– До завтрашнего утра! – ответил за Софью Новосильцев.

– Разреши взять с собой Старателя.

– Пожалуйста.

Мария Владиславовна, позвав собаку, в ее сопровождении ушла из гостиной.

– Соня, дорогая! – Новосильцев несколько раз поцеловал руки Софьи. – Вы чем-то встревожены?

– Просто немного устала с дороги. Ехала Волчьим логом.

– По самой ужасной дороге.

– Хотелось поскорей увидеть вас.

– Я очень виноват перед вами, что не известил о приезде матери. Она приехала внезапно, без предупреждения и, вдобавок, не одна. Завтра собирался привезти маму на Дарованный.

– Я волновалась. Думала…

– Вы же обещали не думать, а спрашивать. Что волновало вас?

– Ваше непонятное отсутствие.

– Приезд Марины меня так обозлил, что наговорил матери грубости. Но все это, слава богу, минуло. Обещаю вас больше ничем не волновать. А теперь пойдемте в парк. Мне хочется, чтобы мама понравилась вам.

Глава XVI

1

Август был на исходе, когда обычная трудовая жизнь на приисках Южного Урала была ошеломлена необычным известием.

На Головном прииске золотопромышленника Лукьяна Гришина при внезапном обыске жандармерией были обнаружены революционные листовки в конторе прииска, в закрытых на замки шкафах среди хозяйских документов.

Необычность происшествия заключалась в том, что листовки на этот раз были обнаружены не у рабочих, а в шкафах, ключи от которых были на руках у сыновей владельца.

Крамольный прииск немедленно взят под охрану конной полиции. Работы на нем остановлены. Все рабочие обоего пола объявлены под подозрением и следствием. Начались повальные обыски и естественная в таких случаях расправа ретивого следователя при допросах.

Происшествие чрезвычайное по преступности, в котором замешан сам Гришин, став гласностью, поселило страх в среде владельцев золотой промышленности. Однако их взаимное деловое недоверие друг к другу усугубляло сложность обстановки, плодило тревожные слухи. Многих лишил сна слух, что при настоящем твердом управлении страной господином Столыпиным подобное происшествие давало правительству возможность на право изъятия от владельца промыслов и передачу их казне. Все верили слуху, что за нахождение запрещенной литературы в конторе прииска ответственность непременно понесет владелец, а это сулило ему Сибирь, а то и конфискацию всего имущества. Но владельцы больше всего верили, что предмет листовок сделан руками рабочих из мести к хозяину, так как именно на гришинских богатых золотом промыслах были самые примитивные и тяжелые условия для труда.

По настоянию Олимпиады Модестовны Софья Сучкова повидалась с Новосильцевым и Владимиром Вороновым. Вернувшись успокоенная, все же вызвала Луку Пестова, в беседе с ним приказала доверенному не отлучаться, заменить замки на всех шкафах в конторах всех приисков, следить за поведением Рязанова, поставить в известность Бородкина, что купец может отлучаться по своим торговым делам только с ее разрешения, предварительно указав, куда намеревается ехать.

Слухи множились с каждым днем. Перепуганные владельцы сами производили обыски в конторах и в рабочих бараках, нанимали специальных ночных сторожей, чтобы оградить промыслы от захода старателей-хищников. Однако, несмотря на все хозяйские строгости по охране границ промыслов, с них начало уплывать вымытое золото, попадая в руки ловких скупщиков.

На десятый день после обыска Гришина такой же внезапный обыск был произведен на прииске Петра Кустова, мужа Волчицы, но без ожидаемого для жандармерии результата…

2

Лукьян Лукьянович Гришин, владея в Сатке двумя домами, предпочитал жить на заимке по дороге к Златоусту на берегу реки Сатки. Был он многосемейным. Рано схоронил жену. Дочерей выгодно для себя повыдавал замуж. Сыновей также поженив, жил, посвящая свой досуг столярному делу, и слыл за искусного резчика по дереву. Крутой по характеру, не мягчил его и после шестого десятка жизни. Временами по только ему известным причинам накатывала на него «лихая стезя». Тогда в саткинском доме созывал к себе именитых купцов, неделями поил и кормил их, сам запивая горькую. Подобная «стезя» посетила его совсем недавно, когда он познакомился через Дымкина с Небольсиным, веселя свою пьяную душу пением цыганки Клеопатры, одарив ее бриллиантовой брошью, стоившею не одну тысячу.

Лукьян Лукьянович богат. По размерам своих промыслов стоял далеко впереди Сучковых. Делами правил по своему наитию руками трех сыновей, которых держал в ежовых рукавицах.

Весть о происшествии на прииске застала Гришина на заимке, когда в самом благодушном настроении он мастерил резную мебель в приданое любимой внучке. Испуганный визитом жандарма, поехал на прииск, убедившись в найденных листовках, дал подписку о невыезде, посетил все свои промыслы, до полусмерти избив сыновей. Вернувшись в Сатку, отслужив молебен своему святителю, уехав на заимку, отдал себя во власть «лихой стези».

Род Гришиных на Южном Урале с давних лет. Прадед, крепостной мастер по красному дереву, был завезен на Урал в годы, когда в Невьянске был жив Акинфий Демидов. Прадед был отпущен на волю барином-заводчиком после того, как спас его, вытащив из проруби в пруду, в которой его хотели утопить взбунтовавшиеся рудокопы с медного рудника. Отпущенный на волю, пользуясь доверием барина, стал смотрителем, приучая себя к угнетению рабочего люда.

Самую худую память о роде Гришиных в народе оставил дед Кронид. Разбогатев на золоте и медной руде в одно время с Расторгуевым и Зотовым, он заслужил ненависть крепостного люда и ушел в могилу с прозвищем Кронид-Живоглот. Отец, по прозвищу Лукьян Грабастый, славился скупостью, болел падучей, умножив богатство, рано умер, оставив наследником Лукьяна Лукьяновича, когда тому шел тридцатый год…

3

Ветреной ночью на подходе одиннадцатого часа Дымкин верхом ехал в усадьбу Гришина. Миновав сосновый бор, увидел в темноте огонек в окошке сторожки возле ворот заимки. Подъехав к сторожке, постучал в окошко черенком плетки. Из сторожки вышел с фонарем в руках караульный, разглядев седока, кланяясь, торопливо закидал слова:

– Милости просим, Осип Парфеныч, милости просим!

– Хозяин, поди,