если у него отстаёт от щеки плохо приклеенная бакенбарда, – он этим открывает перед публикой лабораторную тайну гримировки, он как бы напоминает: я, в сущности, молод, я только играю старика.
Если у актёра, играющего маркиза, из-под небрежно и плохо застегнутого камзола выглядывает его собственная ситцевая рубаха, он этим разоблачает тайну костюма. Всё это путает и разбивает внимание зрителя и губит все эффекты представления.
Но бывают актёры, которые в самой игре своей допускают такие приёмы, которые заранее, при одном появлении его на сцене, дают публике возможность предугадать как самый тип, так и характер его поведения во всей пьесе. Я знал актёра-комика, который очень смешно нюхал табак и распоряжался табакеркой. И, зная, что это вызывает смех, он во всех ролях нюхал табак. Когда он опускал руку в карман, публика заранее знала: будет игра с табакеркой.
Другой актёр необыкновенно комично сморкался в платок. Поэтому во всех пьесах у него был насморк.
Сценические приемы делания смеха чрезвычайно просты, и чем они проще и естественнее, тем непосредственнее и жизненнее вызываемый ими смех. Их иногда бывает очень трудно придумать и в совершенстве изобразить. Но для публики они должны являться неожиданно, она к ним должна быть совершенно не подготовлена.
До какой степени прост приём, когда Осип (в «Ревизоре») важно выпрямляется и закладывает руки за спину, а слуга городничего почтительно растворяет перед ним дверь, а каким взрывом смеха он сопровождается и какой огромный талант был у актёра, придумавшего этот приём, теперь повторяемый всеми Осипами?
Насколько необходима подготовка даже для простых эффектов смеха, я позволю себе предложить вам один опыт. А теперь объясню его и раскрою перед вами тайну моей лабораторной работы.
Итак, я разоблачил перед вами некоторые тайны искусства смеха. Но этим я не совершил никакого вероломства по отношению к моему искусству. И, несмотря на мои разоблачения этих тайн, до тех пор пока дух человеческий будет входить в соприкосновение с внешним миром, будет существовать смех.
Но, пользуясь радостью, которую порождает смех, никогда не забывайте, что есть люди, посвятившие свои силы на то, чтобы создавать для вас смех и таким образом приобщать вас к этой божественной радости, это – лицедеи, жрецы смеха, и что эти люди, живущие среди смеха и создающие его, сами иногда принадлежат к тем несчастным, которые лишены радости смеха.
Может быть, вы слышали рассказ о том, как к одному знаменитому врачу по нервным болезням в Лондоне явился пациент и попросил излечить его от безысходной тоски. Врач внимательно осмотрел его и сказал:
– Не могу дать вам никакого лекарства. Физически вы здоровы, ваша болезнь нравственная. Разве вот что: тут недалеко от меня, на такой-то площади, есть цирк. Там каждый вечер появляется клоун такой-то, обладающий необыкновенной способностью смешить. Я сам вообще человек серьёзный. Но часто захожу в этот цирк и при появлении клоуна не могу удержаться от смеха. Я уверен, что весельчак клоун излечит вашу тоску своим неподражаемым комизмом.
Тогда пациент встал и поклонился:
– Благодарю вас, доктор, но я не могу воспользоваться вашим советом.
– Почему? – спросил изумлённый доктор.
– Клоун, о котором вы говорите, это я. Очевидно, мне остаётся только повеситься.
Это очень грустный рассказ.
К тому же не забывайте и то, что вы, публика, поставлены в деле смеха в несравненно более счастливые условия, чем мы: вы можете видеть всякое вызывающее смех зрелище и смеяться ему. Мы же можем видеть только работу других, но никогда, как зрители, не видим своей и лишены возможности смеяться ей.
Я, например, очень часто бываю свидетелем того, как публика смеётся ей, потому что никогда не был своим собственным зрителем.
Но как бы то ни было всё равно, пока мир стоит, будут на земле и горе и печаль, и человечество будет искать избавления от них в радости.
И весёлый добрый бог, на служение которому я посвятил свою жизнь, будет посылать людям смех – этот прекрасный дар, обладающий вечной, никогда не умирающей радостью.
1912 (?)
Лекция о психологии животных[118]
Милостивые государи и милостивые государыни!
Я далёк от мысли поучать вас и тем более рисовать в данной области новые теории сверхбудущего. Основываясь на моей многолетней практике и на постоянном общении с младшими членами общей всем нам семьи животного мира, я лишь хочу поделиться с вами любопытными фактами и наблюдениями над теми, благодаря понятливости, редкой памяти и смышлёности которых ваш покорный слуга так часто срывал громы аплодисментов на арене цирка.
В широкой публике распространено мнение, встречающее подтверждение и во многих сочинениях по естествознанию, что дрессировщики животных – жестокие мучители, подвергающие своих безгласных учеников тяжким истязаниям. Не стану скрывать, в большинстве случаев это горькая правда. Если бы восхищающие вас четвероногие и двуногие немые артисты в самом деле предстали бы когда-нибудь пред судом Миноса и, не боясь уже грозного хлыста своих учителей, раскрыли бы профессиональную тайну специалистов-дрессировщиков, мир содрогнулся бы от ужаса не менее, чем содрогнулся он, узнав тайны инквизиции. Правда, в последнем случае страдальцами явились люди, а ведь сейчас речь идёт о животных. Но разве не всё равно, кто служит объектом истязаний! Разве боль не всегда боль? И разве пытки не равно мучительны для нас и для них? Попробуйте не только ударить, но просто замахнуться на забитую, запуганную собачонку, вы услышите, как жалобно, как страдальчески завизжит она. Следовательно, одно воспоминание, одно представление об ударе уже заставляет её ощущать боль. Что же переносит это жалкое, дрожащее существо во время полных всевозможных мучений уроков, едва ли это можно передать словами. Пусть не взывают они к общественному сочувствию, пусть не кричат о помощи и не рассказывают нам о своих страданиях. Мы должны понять их и без слов.
Ведь помните, что сказал поэт:[119]
Ах, страдание безмолвно,
От него слов не добиться;
У него есть только слезы,
Да из раны кровь сочится.
Позвольте же мне приподнять несколько завесу над ревниво оберегаемой тайной дрессировщиков и рядом примеров проиллюстрировать то, что станет понятным и без углубления в дебри психологии.
Перед вами ярко освещённый цирк.
«… Торжественно гремит рукоплесканьями широкая арена…».[120]
И счастливый, сияющий от успеха дрессировщик отвешивает публике низкий поклон, заставляя проделывать то же самое и действительного виновника аплодисментов – смирного, покорного слона, который только что пел, подчиняясь приказанию ласково поглаживавшего его по бокам хозяина. Именно странный