нее почти прошел, и она по-детски радовалась, что нашла брата.
– Ты уехал из Парижа со своей девушкой. Вы все время были вместе? Это Шопен, да? Она еврейка? – забросала Анна его вопросами.
Марсель кивнул:
– Я так и думал, что Кики тебе о ней рассказала. Конечно, я должен был сам это сделать, но боялся, что ты попытаешься как-то вмешаться, чтобы оградить меня от опасности. – Он виновато взглянул на сестру. – Когда опасность не заставила себя ждать, я понял, что нужно срочно увезти мою девушку из Парижа. Если бы я сказал тебе, куда мы направляемся, ты наверняка последовала бы за нами и поставила бы под угрозу собственную жизнь. – Он покачал головой. – Вот уж не думал, что ты ввяжешься в опасную историю без моего участия.
– Все эти годы вы жили в лесах? – спросила Анна.
– Сначала мы прятались на ферме ее дяди недалеко от Клермон-Феррана. Потом месье Дюпон помог нам связаться с его людьми в Лионе. После этого к нам стало присоединяться все больше бойцов, и потихоньку складывалась партизанская сеть. Она все росла и росла…
– Все это время ты был так близко, – сказала Анна так, словно до сих пор не могла в это поверить. – Я так старалась найти тебя и Кики!
– Мне иногда удавалось передать ей весточку. Последнее, что я о ней слышал, – она плясала на столе для целого полка немцев.
Анна нахмурилась было, но почти сразу рассмеялась:
– Да уж, я знала, что она сумеет приспособиться к любым обстоятельствам.
У нее оставалась еще тысяча вопросов к брату, ей ужасно хотелось продолжить разговор, но едва они вышли из леса на подъездную дорогу и впереди показался замок, Анна потеряла дар речи. Одно окно было разбито, на каменном фасаде старого Монталя зияли пулевые отверстия. Вокруг царила звенящая тишина. Переглянувшись, они бросились бежать к замку по лужайке в наступающих сумерках.
* * *
Своих коллег, работников Лувра, Анна обнаружила в добром здравии, хоть и напуганных изрядно перестрелками в окру2ге, не смолкавшими несколько дней. Отряд немцев, раньше охранявший замок, так и не вернулся, после того как сбежал, подняв за собой облако пыли и ничего не оставив, кроме пустых коробок из-под патронов и отпечатков шин грузовиков на мокрой земле.
В тот же вечер подоспела еще одна добрая весть: по радио передали, что союзные войска наконец дошли до Парижа. Немцы отчаянно старались удержать город, но месье Жожар уже приказал поставить над Лувром французский флаг – точнее, вернуть его на законное место. В обеденном зале Монталя это сообщение было встречено дружным радостным «ура». Анна, заулыбавшись, прикрыла глаза, представляя себе эту картину и стирая прежний образ – Лувр, обложенный мешками с песком, и нацистские знамена на его фасаде. Она представила себе музей таким, каким полюбила его раз и навсегда, когда была еще наивной студенткой, изучавшей искусство: величественное здание, высящееся над городскими улицами, гордость Парижа, с развевающимся над крышей знаменем свободной Франции. Брат крепко сжал ее руку.
Рене, Люси, кураторы и охранники – все были рады видеть Марселя и с изумлением выслушали историю о том, как Анна нашла его в хаосе погонь и перестрелок в лесу.
– Этот молодой человек – знаменитость среди участников Сопротивления, знаете ли, – сказал Рене, улыбаясь Анне поверх чашечки кофе скозь облако табачного дыма. – И надо же – оказалось, что он ваш брат… Теперь я вижу, что некоторое, скажем так, безрассудство – ваша фамильная черта.
Знакомая озорная улыбка появилась на лице Марселя:
– Это наша семейная традиция.
БЕЛЛИНА
Флоренция, Италия1512 год
– Можешь не сомневаться, солдаты папы римского скоро будут здесь, – сказал Бардо, но Беллина пока никого не видела на горизонте.
Они стояли бок о бок у окна на верхнем этаже мастерской Франческо, глядя на дальний берег Арно; полуденное солнце припекало так, что каменный подоконник обжигал ладони. Насколько хватал глаз, вдоль реки сочно зеленели фруктовые деревья, и ветви их клонились от плодов.
Беллина почему-то чувствовала себя покойно в присутствии Бардо, как будто рядом с ним ей ничего не угрожало. Но по городу уже, как пожар, безудержно распространялись слухи о том, что папские войска идут на север, к Флоренции. Беллина видела, как побледнело смуглое лицо Бардо, когда он делился новостями с работниками мастерской – мол, Содерини, избранный пожизненным правителем Флорентийской республики, внезапно потерял поддержку со стороны своих французских союзников, и теперь гонфалоньеру ничего не остается, как бежать из города.
– Если Содерини все-таки сбежит, – тихо произнес Бардо над ухом Беллины, – Медичи без труда захватят Флоренцию и вернут себе власть, которую считают своей по праву.
Она поверить не могла, что спустя столько лет изгнания Медичи действительно вернутся сюда.
Сейчас в городе и на окрестных пологих холмах царило зловещее спокойствие. Не было видно ни малейшего движения, только одинокая повозка, запряженная быками, нешатко-невалко катила по булыжникам к воротам Сан-Бранкацио. Даже воды Арно, казалось, замедлили течение и лениво мерцали на солнце; стрекот цикад в этой полной полуденной тишине звучал, как будто кто-то водил портняжными ножницами по точильному камню.
Какое-то время Беллина питала иллюзию, что в ее жизни все наладилось и что так теперь будет всегда. Она проводила дни в мастерской, прохаживаясь между рядами ткачей и вышивальщиц, искала огрехи в их работе, брак, который мог снизить качество продукции Франческо. На первом этаже, во владениях приказчиков, сыновья Франческо и Лизы постигали азы семейного дела. Андреа, десятилетний крепыш, присоединился к старшим братьям Пьеро и Бартоломео, и все вместе они теперь посещали торговые заведения главных заказчиков мастерской. Герардо отвели отдельный стол, и он, вооружившись счетами, заносил изрядные суммы выручки и расходы в бухгалтерские книги. Франческо твердо вознамерился сделать из него ответственного человека.
Беллина стала замечать, что Франческо все чаще отсутствует в мастерской – он был занят делами в разнообразных городских советах, куда его исправно избирала Шелковая гильдия. Он так же стал больше интересоваться творчеством художников, и теперь стены в галереях его дома украшали картины самых уважаемых флорентийских мастеров. А не законченный Леонардо да Винчи портрет, казалось, был предан забвению.
Весной Лиза и Франческо проводили младшую дочь во францисканский монастырь Сант-Орсола. Мариэтта уехала одна в повозке, с сундучком, в котором лежали ее скромные пожитки. Ей остригли волосы, и Франческо принес монахиням щедрое пожертвование, сравнимое с приданым самых богатых флорентийских невест.
А Лиза, после того как Мариэтта отправилась в монастырь Сант-Орсола, и сама зачастила в Сан-Доменико. Теперь она проводила дни в монастырской ткацкой мастерской вместе с