потчует нас и всячески опекает, как родных. После обеда я ложусь подремать. По вечерам спускаюсь на берег и слушаю шепот воды. Здесь я дышу.
Часы слагаются в дни, дни – в недели, недели – в месяцы. Я рисую. Пишу красками. Смотрю на портрет загадочной Лизы. Теперь меня занимает ландшафт на дальнем плане; я упражняюсь на нем в создании плавных переходов цвета, чтобы достичь эффекта легкой дымки. Размышляю, чего бы еще добавить. Годами я почти не вспоминал о заказе от Франческо дель Джокондо. А сейчас вот картина мстит мне за долгое нежелание ее писать. Я никак не могу ее закончить. Никак не могу отпустить.
В полдень матушка Мельци подает всем сочную ягнятину, не забывая о том, что я предпочитаю не есть мясо животных, поэтому для меня готовят отдельно. Мельци наслаждается материнской заботой. Салаи смирился с его присутствием в моем ближнем кругу. А Фанфойя решил вернуться во Флоренцию. Теперь Салаи и моего самого юного ученика, похоже, объединяет дух истинного товарищества. Приятно знать, что я сыграл пусть и малую, но все же заметную роль в создании чьей-то дружбы. Теперь мы все вместе можем жить в поместье моего дядюшки и пользоваться гостеприимством семьи Мельци.
За каждой трапезой завязываются разговоры о войне и о бесконечных интригах власть имущих, на кои мы не в силах повлиять.
– В Сан-Кристофоро проложат новый канал, – говорит Мельци, – если, конечно, в Милане когда-нибудь воцарится мир.
– Война не может длиться вечно, – отзываюсь я. – Французы уже отсчитывают свои победы. Меня пригласили подготовить для короля Людовика Двенадцатого торжественное празднование его завоевания Венеции. Возможно, Милан – следующий на очереди.
Матушка Мельци ставит на стол восхитительный торт, и я уже предвкушаю, как у меня на языке будут таять рассыпчатое миндальное тесто, сливки, сахарная пудра…
– С днем рождения, маэстро Леонардо! – восклицает Мельци. – Сколько же вам лет исполнилось?
Я мысленно пытаюсь сосчитать.
– Сдается мне, около шестидесяти.
Анна
Монталь, Франция
1944 год
В ушах стоял пронзительный звон, голова раскалывалась. Анна закашлялась и открыла глаза. В рот набилась земля, в горле першило от запаха дыма, все тело болело. Она уперлась ладонями в грязь и попыталась приподняться. Перед глазами поплыло, звон в ушах не утихал.
«Граната… Взорвалась граната! Немец. Там был немецкий солдат, и он хотел меня убить…»
Мир вокруг качался и дробился на осколки. Она вгляделась в темное переплетение ветвей. Вокруг никого не было. Мало-помалу в голове у нее прояснилось; девушка, шатаясь, встала на ноги. Значит, немец бросил гранату и сбежал, оставив ее умирать? Анна понятия не имела, сколько пролежала здесь, в лесу. Она осторожно двинулась вперед, раздвигая ветви кустов, почти в полной темноте. Правую руку саднило. Где за2мок? Где лагерь маки2? Теперь она уже не могла сориентироваться.
Наконец девушка выбрела на поляну, и внезапно из-за облаков появился серебряный полумесяц. Впереди Анна увидела дорогу. Там двигались какие-то тени. Люди. И сердце пустилось вскачь, едва она поняла, кто это. Было темно, но не настолько, чтобы невозможно было разглядеть их одежду – оборванную, грязную гражданскую одежду, а не фашистские мундиры. Так могли быть одеты только бойцы Сопротивления, долгие месяцы прожившие в лесах.
– Я здесь… – сказала Анна, падая на колени, и успела увидеть, как люди бегут к ней.
* * *
Когда они добрались до лагеря, Анна совсем обессилела.
– Приготовьте для нее койку!
Она с огромным облегчением узнала голос Этьена.
– Я в порядке. Только слышу не очень хорошо. И рука болит.
Ее уложили на одеяла, и на несколько благословенных секунд Анна закрыла глаза. «Я в безопасности, – мелькнула мысль. А следом другая: – Я убила человека. Может, не одного. Это случилось на самом деле?»
Когда она открыла глаза, сразу увидела радостную ухмылку Этьена и озабоченное лицо Шопен. Еще там был врач – парнишка, которому на вид едва ли исполнилось восемнадать.
– У вас в плече могли остаться несколько мелких осколков, – предупредил он, бинтуя ей руку. – Но это не страшно, все нормально заживет, а вот удалять их опасно.
Анна поморщилась от боли.
– Наши учебные стрельбы не прошли даром, – сказал Этьен. – Немцы, отступая, поставили себе задачей убить как можно больше макизаров. И если бы ты не отвлекла на себя того фрица с гранатой…
Шопен улыбнулась:
– Будь у нас медаль, мы бы тебя наградили прямо сейчас. Наш командир хочет с тобой встретиться.
– Я думала, это ты командир, – нахмурилась Анна.
Шопен покачала головой:
– Нет, есть кое-кто поважнее меня.
Она отступила в сторону, и к койке подошел еще один человек.
– Анна! – раздался знакомый голос. – Господи! Значит, это и правда ты!
Внезапно бородатое лицо, в первый миг показавшееся ей незнакомым, сделалось родным. Это был ее брат.
«Нет, его здесь быть не может, – сразу подумала Анна. – Это галлюцинация. Я брежу». Она протянула к нему ноющую руку. Губы бородатого молодого человека шевелились, но она не слышала, что он говорит, хотя звон в ушах уже почти стих. Он шагнул к ней, продолжая говорить. «Марсель? Нет… Он мне снится». С тех пор как Анна покинула Париж, брат мерещился ей повсюду. И раз сейчас она не слышит его голоса, значит, он не может быть реальным.
Молодой человек наклонился и взял ее руки в свои, потянул к себе, обнял, крепко прижав к груди. Он был теплый, осязаемый, и она чувствовала биение его сердца.
Марсель.
Воображение тут оказалось ни при чем. Марсель был живой, из плоти и крови.
* * *
– Ты не поверишь! – сказала Анна, когда они с братом пробирались через лес к замку Монталь. – «Мона Лиза» сейчас находится в комнате нашего директора хранилища, месье Юига.
– «Джоконда»? Она здесь? – У Марселя отвисла челюсть.
Анна засмеялась:
– Я тебе ее покажу!
Марсель шагал по лесу с уверенностью человека, который прожил тут почти пять лет. Анна украдкой рассматривала его, пока они продвигались сквозь кусты к узкой тропе. Мальчишеское лицо, которое она помнила, загорело и обветрило. Когда он брал ее за руку, его ладонь казалась жесткой и мозолистой. Он вырос, превратился в жилистого крепкого парня с широкими плечами и угловатыми, резкими чертами лица. Отрастил густую бороду. Розоватый шрам тянулся от уголка его левого глаза через висок и исчезал под взъерошенными светлыми волосами. Непослушный мальчишка стал мужчиной – смелым и уверенным в себе. Теперь он был командиром целой сети отрядов Сопротивления.
Перед тем как они с Марселем покинули лагерь маки, кто-то сунул в руки Анне новенькую, заряженную британскую винтовку. Сейчас звон в ушах у