Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

о ней наслышалась всяких страшных рассказов.

Соскучилась Дуняша по песням Амине, а потому слушала и вспоминала, что перевидала диковинного по пути к Пихтачу. Видела сохатых, диких коз, глухарей, пугавших при взлетах хлопаньем крыльев. Но самое большое удовольствие она получила, когда наблюдала, как медведь воровал мед у диких пчел.

Тоскливую песню пела Амине. Никогда ее раньше не слышала Дуняша. Хочется ей спросить, о чем песня, но не смеет девочка задать вопрос, чтобы не перестала Амине петь. Замечала Дуняша, как ежедневно после неудачных поисков золотой жилы менялась Амине. Она перестала шутить, редко улыбалась, бормотала башкирские слова и только по-прежнему гладила девочку по голове, когда ложилась спать. От прикосновения рук Амине девочка затаивала дыхание. Понимала Дуняша, как Амине тяжело, что до сих пор не нашли золота Васильича. Понимала, что от этого могут не сбыться мечты Амине о семейной жизни. Вместе с ее мечтами не сбудется и мечта Дуняши, не повезет она больную мать к тому теплому морю, о котором при ней рассказывал доктор Анне Петровне в Миассе. И только одно воспоминание успокаивало девочку: как Амине ласково прощалась с женихом. Верила Дуняша, что, если не найдут золото, все равно Амине выйдет замуж.

Перестала петь Амине, но продолжали звенеть струны гитары. Вот и они смолкли. Амине подбросила в костер сучья и шишки, чтобы загустел дым, присыпала огонь слежавшейся хвоей и спросила:

– Спишь, девонька?

– Звездами любуюсь.

– Спать надо. Голова у меня такой тяжелый-тяжелый.

– Тревожных дум больно много.

– Что ты? Какие думы? Никаких дум.

– Будто не вижу. Не махонькая. Все вижу.

– Все видишь? Хорошо? Ложись спать.

Дуняша передвинулась от костра под мягкий мшистый бок катуна. Рядом с ней легла Амине, начала гладить голову. Аминина ласка приятна, но глаза Дуняша не открывает, потому всего в нескольких шагах от нее нависают над катунами еловые лапы ветвей, на них можно увидеть зеленые глазки любопытного лешего. Даже Амине говорит, что он обязательно следит за ними, может, даже оберегает, потому она и ставит для него под елями кружку с чаем и тюрей из сухарей.

Засыпая, Дуняша прислушивалась к шелесту крыльев перелетавших сов и сычей, не могла не слышать, как булькала и плескалась в озере вода, думала, что это русалки поднимаются со дна, чтобы расчесывать золотыми гребешками зеленые волосы. Последнее, что услышала Дуняша, это протяжный рев, даже приподнялась, не понимая, кто это так страшно ревет, но Амине шепотом сказала:

– Спи. Сохатого рысь в трясину на погибель загнала.

Ветреное девятое утро разбудило Амине и Дуняшу скрипом лесин и каплями мелкого дождя. Дуняша, поеживаясь от холода, взглянула на костер, решив, что он погас, начала дуть на пушистую золу, под которой еще жили огненные искры.

Подкладывая тонкие хворостинки, она наконец добилась, что огонь ожил и, потрескивая, стал перебегать язычками пламени по хворосту.

– Дуня, – тихо сказала Амине. – Попьем чай и пойдем обратно.

Ошеломленная словами Амине девочка смотрела на нее удивленно и испуганно.

– Нет золота! Не мое счастье взять его в руки. Что делать? Время идет. Упущу работу на прииске. А там можно заработать. Чего смотришь? – спросила Дуняшу, у которой дрожали губы. – Принеси воды из речки. Вкуснее озерной. Принесешь, али самой пойти?

– Сейчас, сейчас. – Дуняша взяла чайник, побежала к речке. До нее не больше версты. Амине смотрела, как девочка потерялась за горбами катунов, и вдруг услышала Дуняшин отрывистый крик. Схватив топор, Амине побежала на крик, добежав, застала Дуняшу возле катуна, и, оглядевшись по сторонам, увидела лежащего окровавленного человека, а в шаге от него мертвая рысь с воткнутым в звериную грудь охотничьим ножом. Амине наклонилась над лежащим стариком. Порвана на нем на груди залитая кровью рубаха. С правого плеча по всей груди лоскуты содранной кожи. На правой щеке царапины звериных когтей. Искусана правая рука.

Дуняша заметила, что веки раненого вздрагивают.

– Смотри! Кажись, живой человек! На глаза гляди!

Амине быстро оторвала от нижней юбки две полосы материи. Сбегала к речке, намочив их, вернувшись к раненому, начала осторожно смывать кровь с лица, с груди. Раненый слабо застонал.

– Перевязать надо. Помогай поднять, – попросила Амине.

Обе подняли раненого.

– Подставь коленки под плечи, девонька. Только ладом держи.

Дуняша выполнила пожелание. Амине стянула с левой руки раненого окровавленную рубаху. Перевязала грудь. Обе оттащили волоком старика в сторонку, положили на сухой хвойный настил.

– Помрет? – спросила Дуняша.

– Кто знает. Сухожилый. Кровь много терял.

Раненый вновь застонал. Приподнял голову, но тотчас со стоном уронил и от удара ее о землю открыл глаза, не увидел, почувствовал, настороженно спросил:

– Есть, кажись, кто?

– Мы, – в один голос ответили Амине и Дуняша.

– Кто тут? – повторил вопрос раненый. Со стонами приподнялся на левом локте. Увидел стоящих около себя.

– Дукитий я. Рысь меня. Изба тут, – не договорив лег, а через минуту попросил: – Водицы бы.

Дуняша зачерпнула в речке воду в чайник, поднесла рожок к губам раненого. Он, приподняв голову, сделал несколько жадных глотков и, помолчав, заговорил:

– Жилье мое недалече. Пособите. Пособите на ноги встать.

Амине и Дуняша подняли раненого на ноги, но он со стоном тотчас же опустился на колени.

– Обождите чуток. В голове затмение…

В просторной избе на лежанке возле печи на медвежью шкуру постлана чистая холстина, лежит на ней раненый Дукитий.

Амине и Дуняша с трудом привели старика домой только к полудню. Чуть не после каждого шага отдыхал он, стоя на коленях. Путь недальний, но нелегкий. Изба на холме. По его подолу бежит речка. Глухой лес. Из-за высоченных лесин с речки, не зная, не разглядишь холм.

Мокрая ночь.

В два окна стучатся капли дождя.

Свеча сальная горит в самодельном свечнике на столе перед стыком лавок в переднем углу с полочками. Расставлены на них темные образа-складни, отлитые из меди.

Огонь свечи, оседая на фитиле, то ослабнет, то, подергавшись, разгорится в полную силу. Тогда на бурых бревенчатых стенах блестят капли застывшей смолы.

Лубочные картинки наклеены на стенах.

Тараторят ходики с двумя гирьками на цепочках.

Дуняша сидит под ними на скамье, упершись подбородком в коленки. Она с трудом перебарывает сон. Недавно сменила Амине, а та, как добралась до лавки, сразу заснула.

Спит и Дукитий. На спине лежит. Отрывисто дышит, будто захлебывается. Его грудь покрыта полотенцем, а поверх наложена пареная крапива с еловой хвоей.

В избе, кроме Дуняши, бодрствует еще хромоногий филин. Огромная ушастая птица бродит по избе, пощелкивая костяшками клюва. Уловив понятные ему звуки дождливой ночи, филин взъерошивает перья, распустив крылья, начинает кружиться, а, успокоившись, забирается под стол, тогда Дуняша видит два