Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

левой руки стирал с лица пот.

– Отмаялся. По-доброму припотел от боли. Развязывай, Амине. И сказывай, поубавился ли гной в ране.

Развязав полотенце, Амине оглядела рану.

– Чего молчишь?

– От удивления. Кажись, вовсе чистая. Опять перевязать?

– Нету, покедова только прикрой чистым лоскутом. Пусть подышит. Гляди, возле божницы пучок висит. Оторви от него два цветка. Разотри в ладонях. Сторожись, цветы колючие.

– Так это татарник.

– Правильно. Сила в нем затягивать раны. Ошпарь кипятком, а после поверх тряпицы положишь.

Амине вышла из избы.

– Дунь! – позвал старик. – Оботри мне лик. Едучая лечебность из крапивных кореньев. Через силу боль терпел. Помоги сесть. Вы, поди, опять не поели?

– Амине кашу сварила.

– Придет, так поедим все в один раз. Чать, гости вы, а внимания хозяйского еще не повидали. После сходите на речку, морды оглядите. Добрые налимы в речке водятся. Уху сварим, потому у меня желание налимьего мяса поесть. Архирей где?

– Про кого спрашиваешь, дедушка?

– Эдак филина прозываю. Слово мне это приглянулось. Ар-хирей.

– Под столом сидит да дремлет, нахохлившись.

– Значит, проголодался. Всегда топорщит перья, когда голодный. Ночью выпустим его на охоту.

– Сам о себе заботится?

– Иной раз и меня одаривает, ежели доброго зайчишку изловит. Не гляди, что хромой. Сильнющий. Крылом ударит – тебя с ног сшибет. Давно хочу спросить, зачем гитару с собой таскаете?

– Амине мастерица под нее песни петь.

– Поди, и русские поет?

– А как же, но больше башкирские. Хорошие песни. Слушаешь, слов не понимаешь, а все одно за душу берет. Обязательно споет для тебя.

В избу вернулась Амине с кружкой в руке. В ней заваренные кипятком цветы татарника.

– Зачем сидишь? Как можно сидеть? Силы нет, а сидишь? Ложись!

– Малость посидел! За три дня спину отлежал.

Дукитий лег. Амине достала из кружки деревянной ложкой горячую массу.

– Ошпарить боюсь.

– Клади смелей на тряпицу. Сочнее клади…

3

– Как разумею, так и скажу. Человечья мечта, как луч солнышка. Мечта на все стороны для нашего брата пути раскрывает. Вот меня взять. Мальцом про всякое любил мечтать. Боле всего на небо рвался. Звезды подманивали. Алмазными да золотыми считал их. Хоть одну своровать намеревался, чтобы богато жить. Потом мечтал коршуном стать. Собирался из-за облаков на обидчиков кидаться да забивать до крови. Вот ведь каким чудаком был. Но подошло время, когда не стал заводить в разуме никаких мечтаний. Все потому, что судьба в шею не на ту жизненную стезю выпихнула да и заставила явью обходиться… Слов нет, мечта, Амине, нужна человеку. Особо нужна, ежели у него в жизни света да радости маловато. Только в полную силу доверять мечте разум страсть как опасно. Обманет мечта, и пропал человек. К примеру, тебя мечта про золото обуяла из-за желанья найти через него радость семейной жизни. Так ведь?

– Так, пожалуй.

– А мечта и не сбылась. Как теперь поступать должна? В отчаяние впасть? Ты смотри, худого ничего не замышляй. Эта мечта не сбылась, и ладно, зато какая другая сбудется. Вот гляди на меня. Будто ни одна мечта не сбылась, а все одно живу, потому верю, что положено мне дожить до неведомого срока. Поначалу моя жизнь вся по крутым дорожкам прошла. На них падал не раз, кажись, вовсе на смерть, ан нет, вставал, дале шел, хромал, а шел. Потому жить мне охота, увидать, как дале жизнь для народа обернется. Вот тепереча возле речки рысь наверняка на смерть ошибла, так вы подняли, не дали мне сгинуть. Опять Дукитий на ногах.

За избой в чаще затрещал валежник. Старик засмеялся:

– Косолапый напрямик к речке прет.

– Пошто, дедушка, без собак живете?

– Как без собак? На лето их дружкам на прииск отдаю. Караулят людей от всяких варнаков, у коих тянутся руки к чужому золоту. Три пса у меня. Мне без них нельзя. Для охотника собаки дельные помощники.

– Сам в этом краю народился? – спросила Дуняша.

– Обязательно. В селе Ныробе ревом о своей жизни людям заявил. То село под боком у Чердыни, что на Колве водится. Народился, и разом не повезло. На пятом году от роду начисто осиротел. Рос возле бабки с материнской стороны. Она нищенкой-кликушей была. Подобрала меня. Стал с ней из монастыря в монастырь ходить да милостыню выпрашивать. Бабка хотела приладить меня к нищенству, но, как на грех, оказался я для этого ремесла неподходящим. Завлекала меня людская жизнь. На все хотелось поглядеть, до всего дознаться. Бабка, конечно, вскорости смекнула, что толку из меня не выйдет. Совсем бросить не посмела да на девятом году сунула меня служкой в Долматов монастырь. Года четыре в нем проваландался у монахов на побегушках. Самовары таскал, обутки ваксой начищал, кадила разжигал. Одним словом, все заставляли ладить, обо что сами не хотели руками касаться. Нежданно оборвалась монастырская жизнь. Приехал в монастырь на покаяние купец богатый. Приглянулся я ему. Увез меня тайно на реку Каму в Пермь губернскую. Увез и пристроил к своему торговому делу. Подходящим я оказался при этом деле. Купец работой моей был доволен. Осмнадцатый мне шел, когда в купецком доме появился еще один парень, постарше меня года на три. Сдружились мы крепко. Только по молодости, а может, по доверчивости я не разобрался по-правильному в его жизненном устремлении. Оказалось, задумал он втайне недоброе дело. Не сам об этом разумение воспринял, а по наущению. У купца в горничных жила девица. Прямо сказать, до страсти пригожая собой. Дружок мой с ней в любви состоял. Вот эта самая девица и приучила дружка к недоброму делу. Тянуть рассказ не стану. Купца поутру нашли зарезанным и ограбленным. Нашли возле мертвого окровавленный охотничий нож. Ножик тот оказался моим. Купец мне его подарил и на рукоятке имя мое вырезал. Судили меня. На суде дружок всяко меня по-плохому выставил. Засудили меня на каторгу на пятнадцать лет. На каторге, в сибирской стороне, пробыл четыре года. Только опять нежданно осенней порой позвал меня тюремный начальник, зачитал мне бумагу. Сказано было в той бумаге, что Дукитий Трошкин, крестьянский сын, осужден не по-правильному. Не он убил купца, а его дружок, который перед смертью от белой горячки в том злодеянии чистосердечно признался.

Дукитий, кашлянув, замолчал. Поднялся на ноги, походил мимо костра, спросил:

– Так как, Амина, уйдете поутру, аль еще со мной побудете?

– Пора нам обратно. Время уходит.

– Ладно. На том говорю спасибо с поклоном, что десять ден в заботах возле меня… Тепереча опять стану жить до положенного срока…

С холма виден Откликной камень. Вставала за ним луна. Поднималось за