вернее сказать. Сосал денежки у Олимпиадушки, высватывая ей сердечных утешителей.
– Ну и что? Осип Дымкин задаром пальцами не шевелит. Не перебивай меня, дай ладом досказать мысль. Так вот не дружил со злобой, пока Сонька Сучкова не объявилась возле бабушки.
– Хороша девка по всем статьям. – Зворыкин погасил в пепельнице папиросу. – Помяни мое слово: она нас еще удивит. Позавчера катит по Златоусту на своей белой тройке к Вечеркам, и угадай с кем.
– Сам скажешь.
– С самим Новосильцевым. Вот тебе хромоногий и кривой, а возле такой красотки на белой троечке. А ты? Дурак! В доме принят был. Мог красавицу к рукам прибрать в причуду со миллионами. Все мог обстряпать с помощью Олимпиады Модестовны. – Зворыкин недовольно махнул рукой. – Да куда тебе. Походка у тебя утичья, пузо начнет скоро при ходьбе трястись.
– Старуха боится Соньку.
– Сам ее побаиваешься. Ловко она у тебя тройку распрягла.
– Выходит, Дымкин плох для тебя стал. Не рано ли со счетов его скидываешь? Может, узнав новый замысел, рот от удивления растворишь? – Дымкин, усмехаясь, рассматривал исправника.
– Чего уставился.
– Уж больно у тебя, Алексей Ляксеич, циферблат скареженный. Вчерась, видать?
– У соборной попадьи на именинах были. В их обители всегда перепиваю. Мастерица попадья на приготовление хитрых закусок. Давай выкладывай замысел.
– Тогда шутки в сторонку. Пришел к тебе с замыслом не похвастаться смекалкой, а с уразумением, что он поможет и тебе воссоздать утраченный авторитет.
– Прикажешь понимать, что настоящим мелтешением перед моими очами являешься для меня благодетелем?
– Скажешь, нет? Подумай. Аль не знает Дымкин, что тебе в Уфе губернатор отпел, когда с Тиуновым не изловили дочку Воронова?
– Да брось ерунду пороть! Уже доказано, что на Урале и духу ее не было.
– Все может быть. Духу не было, но искали ее плоховато. Посему скажи еще раз Дымкину спасибо, что он вице-губернатору тебя надлежащим образом аттестовал, а то, чего доброго, звякал бы господин Зворыкин шпорами, но в должности пристава.
– Дальше ври! Лучше мне в ножки поклонись да об пол лбом треснись, что упросил Сучкову да Новосильцева не привлекать тебя к ответу за «замысел увода работного люда с Урала в Сибирь-матушку ради спасения от иноземцев». Дело могло обернуться для тебя окошечком с решеткой, ежели бы я собственноручно не пожег протоколы. А в них было прописано, что подкупленные тобой подручные при агитации хулили имя его величества и министра Столыпина.
– Вспомнил? Да ты за это хорошо получил.
– Получил! Но разве можно деньгами в должной мере оценить оказанную дружескую услугу? Не забывай, Осип, что Зворыкин умнее тебя. Заинтересовала меня одна фразочка, вскользь сказанная Сучковой, и начал я наводить о тебе справки в Нижнем Новгороде.
Дымкин, обозлившись за сказанное, стал нервно застегивать крючки поддевки:
– Ну, навел? Ну, узнал, что был Осип под следствием и судом по мокрому делу, в коем он не участвовал. Дальше что? Четверть века с того времени прошло. Да и по суду был оправдан.
– Но как оправдан? Незаконно. Подкупом, посему и фамилию сменил. Ведь и ее ты купил? И от всего этого сухим вышел, но в одних подштанниках.
– Смешно слушать. Честь и слава мне, что опять крепко стою на ногах, да и при завидном капитале.
– Но со страхом в карманах. Боишься, ох боишься, чтобы не дай бог не узнали на Урале про все прочее не уральское. А узнают, конец Дымкину, потому фамилию ты сменил, а суть естества твоего прежним оставил.
– Кто скажет? Ты, что ли?
– Зворыкин не скажет. Но наследница может сказать. После визита твоих агитаторов на прииски она чуть было не сказала. Лука Пестов ее отговорил. Вот и выходит, что весь ты не тот, кто есть на самом деле, а посему могут недруги держать тебя на веревочке.
– Веревочка не только у тебя с Сонькой в руках, но дергать ее все боятся. Вот дерни ты. Я про тебя многое знаю. Дернет Сонька, в грязи утоплю ее бабушку. Вот и получается, что и у меня имеются веревочки. Побоитесь меня все.
– Наследница тебя, Осип, не боится. Зато ты ее больше всего побаиваешься, по той причине и золотишко обратно сдаешь, сворованное при попустительстве старухи. Аль не так? Умная Сонька Сучкова. Впервые заставила тебя в себе совесть искать. Да что говорить. Известно мне, что договор арендный на Воронью речку порвала девичьими ручками. Другом моим считаешь себя, а почему о сем не обмолвился?
– Тягостно признаться. Вот и пришел к тебе, чтобы помог ты мне стреножить прыть Соньки Сучковой. Нужна мне твоя помощь. Решил подарочек ей поднести за все сразу, а главное, за порванный договор. Родился у Дымкина замысел.
– Неужли лучше того, за который кыштымского брадобрея по решению приискового народишка в дегте искупали?
– Послушаешь. Определишь его дельность. Может, оценишь да протянешь руку помощи. Но сперва вот на это взгляни. – Дымкин достал из кармана деньги, развернул перед исправником веером три сотенных ассигнации. – Видишь? Три «катеньки» с хрустом. Твоими станут за оказанную помощь. В кармане у тебя для них место найдется.
– Смотря какая помощь, да и что попросишь.
– Сущие пустяки. Говорил как-то, что имеются у тебя запретные прокламации…
Зворыкин, взглянув на Дымкина исподлобья, спросил:
– Путаешь? Может, с кем другим говорил про нелегальщину?
– Брось с толку сбивать.
– Вспомнил. Был такой разговор. Имеется упомянутое тобой. И много надо?
– Листочков с сотню.
– Выходит, даешь по трешке за один листок? Зачем понадобились столь опасные игрушки?
– Не догадываешься? Помогут они мне в это лето остановить работу на приисках Сучковой.
– Так! Задумана политическая провокация. Так. Замысел подловатый, но дельный. Выйдет ли, провалится ли, а память о нем останется.
– Дашь?
– Для выполнения замысла опять сыщешь дураков вроде тех? Смотри, дело серьезное. Чтобы самого старателя в смоле не выкупали, а то и не придушили.
– На этот раз промашки не будет. Сам подобрал людей и уже договорился.
– Кто такие?
– Говорю, достойные и верные. На Дарованном фельдшер тамошний подкинет листовки студенту Рязанову и еще кой-кому.
– Рязанова знаю. Но фельдшер Грудкин горький пьяница.
– Вот и хорошо. Его главное достоинство, что подл и труслив. Но главный козырь в этой игре в моих руках совсем недавно оказался. Является им шадринский купец Григорий Простов.
– Такого не знаю.
– А зачем тебе. Дашь листовки, и в стороне. Простов Гришка смурный мужик, но обозлен до крайности.
– Прогорел?
– Нет. Жена у него красивая сбежала с бумагами на золотоносные угодья. Приютила ее Волчица и откупила себе угодья. Купцу охота вызволить от Кустовой жену и прииск. В такой политической завирухе с листовками у всех мозги перепутаются.
– Вот дьявол!