отейльской драмы. Рассказывали, что один из преступников, Кателин, по прозвищу Майский Цветок, страшный меломан, насмотревшись мелодрам, под впечатлением от «Тоски», расставил зажженные свечи вокруг трупа убитого Бурдона, а потом вся компания начала плясать дикий танец возле окровавленной постели, припевая «Рёге la Victoire». В этом сенсационном рассказе не было ни слова правды. Убийцы ограничились тем, что, уходя, побросали свечи около трупа, по всей вероятности, в надежде произвести поджог.
Точно так же чистейшей легендой были рассказы, будто Селлер писал стихи. Действительно, по рукам ходили плохие вирши, но составлены они были каким-то жалким рифмоплетом, прикрывавшим свое скудоумие фирмой Селлер.
Теперь я намерен рассказать о подвигах другой шайки бездельников, еще более отвратительных, чем отейльские убийцы, так как старшему из них не было даже восемнадцати лет. Спустя несколько месяцев после драмы на улице Пуссин шайка юных злодеев убила старуху-привратницу на улице Бонапарта.
15 июля, в день получения квартирной платы, на улице Бонапарта была убита старуха-привратница госпожа Кюн.
Одна служанка из того же дома, поднимаясь по лестнице, была очень удивлена, что дверь в каморку привратницы, несмотря на жару, заперта.
В то же время она заметила двух безусых субъектов, которые держали дверь снаружи. Испуганная служанка начала кричать:
— На помощь! На помощь! Воры!
Оба субъекта поспешили убежать.
Тогда служанка вошла в каморку, где нашла труп несчастной старухи, сидевшей в кресле. Убийцы заткнули ей рот платком, чтобы она не могла кричать. На горле зияла широкая рана, из которой еще струились потоки свежей крови. Сонная артерия оказалась перерезанной, и, по всей вероятности, смерть наступила почти мгновенно.
Все ящики комода были выдвинуты и перерыты. Очевидно, целью преступления было воровство, но убийцы немногим поживились. Старуха-привратница не держала при себе квартирных денег, а так как она была очень бедна и даже обращалась иногда за пособием в благотворительное общество, было ясно, что негодяи почти ни за что убили ее. Они взяли только несколько франков и золотые часы с цепочкой.
Когда я и комиссар полиции господин Лягальяр приехали на место преступления, мы не нашли никаких следов, оставленных убийцами.
Только служанка, мельком видевшая их в наступивших сумерках, и один соседний торговец, утверждавший, что они побежали в сторону Сен-Жермен-де-Пре, могли указать кое-какие приметы злодеев.
По показаниям торговца, преступников было трое, двое убивали, а третий стоял на страже. Оба свидетеля соглашались, что это были совсем молодые люди, маленькие и испорченные до мозга костей, парижские хулиганы, которые иногда совершают самые дерзкие преступления.
Краткое первоначальное следствие вполне убедило меня, что преступление совершено не местными жителями квартала.
Искать преступников следовало в самых грязных классических трущобах близ Итальянской заставы или в окрестностях площади Мобер, и их нужно было задержать как можно скорее, потому что, судя по их наглости, можно было предполагать, что, оставшись на свободе, они совершат новое преступление.
В то время я поручил бригадиру Жироде, одному из лучших моих агентов, очень скромному и вполне преданному делу, следить за этой зловредной богемой, представляющей серьезную опасность для общества и сохранившей в наш просвещенный век в пределах Парижа традиции былого Двора чудес[4]. Я попросил Жироде выбрать из числа подчиненных ему сыщиков двух наиболее ловких и искусных, чтобы им можно было поручить розыски по этому делу.
Он представил мне парочку удивительных типов, Лятриля и Токсе, которые до такой степени акклиматизировались в специальном кругу преступного мира, что иногда я сам не узнавал их, встречая в коридорах сыскного отделения переодетыми в настоящих, заправских бандитов. Один из них, Токсе, был высокий здоровенный парень, атлетического сложения, другой — Лятриль — маленький, сухощавый и тщедушный человек, имевший привычку отвечать словом «аминь!» на все, что говорил ему его неразлучный Аякс — Токсе.
Я предоставил им полную свободу действий, и они вдвоем отправились на розыски. Затем в продолжение нескольких дней я ничего о них не слышал.
Тем временем несколько других агентов из той же бригады предприняли кое-что, но не особенно удачно.
Они привели ко мне нескольких несчастных оборванцев, подобранных в Булонском лесу, в Венсене или на берегах Сены. Почти у всех этих субъектов были кое-какие грешки на совести, и господин Бертильон очень скоро отыскивал их фотографии, но, к счастью для них, у них имелись неоспоримые алиби, и они не были «убийцами на улице Бонапарт», как говорилось тогда в газетах.
Однако в один прекрасный день ко мне привели трех молодых бездельников, самый старший из которых носил выразительное прозвище Сорвиголова. Эти юноши защищались так неудачно, что я счел нужным их задержать.
На следующий день я вызвал двух свидетелей, имевшихся по этому делу. Оба, как служанка, так и торговец, при виде их воскликнули с мелодраматическим пафосом:
— Да, это они! Это убийцы!
Как уже известно, я не придавал большого значения этого рода признаниям, так как многолетний опыт убедил меня во впечатлительности и пылкости фантазии свидетелей. Они видели убийцу всего каких-нибудь несколько мгновений, быть может, в темноте сзади или сбоку, но им кажется, что его физиономия глубоко врезалась в их память, так что они без малейшего колебания узнают его среди всех тех лиц, которые им показывают.
Но на этот раз три задержанных молодца имели такое общественное положение, что всякие предположения были возможны. Их задержали на пристани Святого Николая, где они, точно ласточки сенских берегов, свили себе гнезда.
Я приведу здесь рассказ самого Сорвиголовы, так как он наглядно рисует ужасы нищеты нового Парижа.
— Я никогда не крал и не убивал, — говорил он, — я честно зарабатываю себе пропитание мытьем собак на берегу Сены или разгрузкой пароходов. В некоторые дни я зарабатываю до тридцати су!
Я спросил, где он живет.
— В отеле Путр! — не без некоторой гордости ответил он.
— В каком квартале?
— На берегу Сены, между мостами Искусств и Святых отцов, при спуске набережной Вольер, под так называемой Разгрузкой.
Затем он объяснил, что в этом месте находится просторная деревянная платформа, выдвигающаяся над Сеной на несколько метров. На эту платформу обыкновенно въезжают возы, на которых подвозят груз для пароходов.
Под платформой Сорвиголова и несколько его товарищей, таких же, как и он, бездомных скитальцев, устроили, посредством собранных где-то кирпичей, нечто вроде клетушек. В этих «комнатах» вместо постелей юным авантюристам служат старые ковры и истертые соломенные подстилки, найденные где-нибудь на задворках.
Обитатели этого странного бревенчатого отеля оказывают иногда гостеприимство товарищам, если только те не слишком грязные оборванцы и могут заплатить десять сантимов за ночлег.
Сорвиголова посылал одного из товарищей в соседнюю