точно так же.
Он без церемонии присел на край постели и продолжал:
— Я пришел только для исполнений одной маленькой формальности.
— Неужели? — воскликнула заинтересованная госпожа X.
— Да… — ответил Барбаст, — ничего не может быть проще того, что вы сделали! Уверяю вас, будь у меня над головой такая надоедливая старушонка, которая изо дня в день со страшным шумом таскала свой сундук, я очень скоро покончил бы с нею!
Глаза несчастной безумной заблестели от радости.
— Ах, друг мой, это было совсем не трудно!
— Но что же вы сделали с часами? — невозмутимо продолжал Барбаст.
— С часами! — сказала госпожа X., громко расхохотавшись. — Да они здесь, под моей кроватью!
Действительно, часы были под кроватью, чего мы вовсе не заподозрили при нашем, правда, очень поверхностном обыске.
Барбаст привел ко мне в сыскное отделение госпожу X., которая, при возрастающем возбуждении, овладевшем ею, рассказала с поразительным злорадством все подробности своего преступления.
— Только теперь, когда нет этой ханжи, — говорила она, — я сплю спокойно. Бывало, я слышала по ночам, когда она возвращалась от заутрени, и по утрам, возвращаясь от обедни, она всегда будила меня несносным грохотом своего сундука на колесиках. Ее нужно было убить. Это было выше моих сил! Накануне я получила из магазина пакет, перевязанный крепкой бечевкой. Я тогда же подумала, как было бы хорошо задушить ее этой бечевкой, и припрятала ее. В понедельник утром я крепко спала, как вдруг была разбужена грохотом сундука на колесиках. Старая ханжа уже возвратилась от обедни. Тогда я вскочила с постели и бегом поднялась по лестнице. Дверь оказалась незапертой. Я бросилась на эту женщину, повалила ее на пол и накинула веревку ей на шею. Она даже не вскрикнула! — добавила несчастная помешанная. — Право, шестилетний ребенок без труда мог бы ее убить.
Тогда, — продолжала она торжествующим тоном, — я схватила дьявольский сундук и бросила его на спину старухи, приговаривая: «На тебе, старая негодница! Теперь уж ты не будешь барабанить над моей головой!» Наконец, я взяла часы, которые она так любила, и, уходя, крикнула ей: «Ты не услышишь больше боя твоих любезных часов!»
Признаюсь, я был ошеломлен, слыша рассказ этой женщины, почти слово в слово, подтверждавший мой сон.
Что касается госпожи X., то ей нужны были доктора, а не судьи. Ее отправили в Сальпетриер, где она была помещена в отделение доктора Вигуру. Все доктора единогласно признали ее невменяемой.
Так закончилась история моего удивительного сна.
Глава 11
Шайки убийц
В некоторых приведенных мной процессах, наделавших в свое время много шума, я показал типы убийц, действовавших изолированно, или одиночных, как принято выражаться на полицейском жаргоне. Теперь я намерен поговорить о шайках убийц, которые оперируют в нашем так называемом цивилизованном обществе почти с таким же удобством и с такой же легкостью, как в былое время разбойничали на больших дорогах и в дремучих лесах.
Однако полиция, которая, кажется, одна только сделала серьезные успехи за последнее столетие, всегда предпочитает иметь дело с целой шайкой, чем с одиночным убийцей.
Казалось бы, что легче поймать одного негодяя, чем четверых-пятерых, иногда даже целый десяток. В действительности же случается наоборот.
Когда один субъект, обладающий достаточным хладнокровием, совершает преступление, и если у него нет любовницы и он настолько умен, чтобы не воспользоваться тотчас плодами своего преступления, то он имеет много шансов довольно долгое время ускользать от правосудия.
Наоборот, если три или четыре субъекта совершают преступление сообща, то можно заранее поручиться, что хотя бы один из них, наверное, проболтается, повинуясь потребности высказаться и поделиться своими чувствами, что, по обыкновению, губит преступников и заговорщиков.
В моей полицейской практике было несколько таких дел. Я расскажу о наиболее интересных, так как они блистательно доказывают, какие образчики дикости и зверства процветают еще в нашу эпоху, имеющую претензию на цивилизацию.
В середине марта 1889 года в одну ясную лунную ночь патруль полисменов, совершая обход, заметил на углу улицы Пуантдю-Жур и бульвара Эксельман четырех человек, шедших с тяжелыми узлами. Полицейские поспешили остановить этих субъектов, но те бросили ношу и хотели бежать. Но двое из них остались в руках блюстителей порядка, хотя продолжали отчаянно сопротивляться, а один из них, выхватив револьвер, дважды выстрелил в агента Лянлянша, к счастью, не ранив его: обе пули пробили только кепи полисмена. Разбойник, воспользовавшись моментом замешательства, вырвался и убежал. В результате, после всей свалки, в руках блюстителей порядка остался только один бандит. Его крепко связали и отвели к комиссару полиции господину Нашону, которому он преспокойно объявил, что он действительно вор, зовут его — Антуан Ровель, по профессии он токарь и живет в Бельвиле.
По заведенному порядку, комиссар, который не мог проверить этих заявлений, отправил задержанного субъекта в арестный дом и уведомил следователя.
В брошенных узлах оказалось белье, стенные часы и различные драгоценности. Все эти вещи были помечены инициалами «Ж. Ш.». В то же время в кармане арестованного был найден нож с явными следами крови.
В четыре часа на следующий день господин Нашон получил уведомление, что в доме номер 10 по улице Пуссен в отеле господина Шабо был найден труп зарезанного человека.
Убитый был бедняк-садовник, по имени Жюль Бурдон, охранявший дом в отсутствие хозяев, которые в то время были в Ницце.
Соседи, удивленные тем, что ставни на окнах остаются закрытыми, позвонили, но ответа не дождались, тогда нашлись смельчаки, которые перелезли через ограду сада.
Страшное зрелище ожидало их в прихожей. На железной кровати, простыня которой была вся смочена кровью, лежал труп Бурдона с перерезанным горлом, кроме того, на теле зияли еще две страшные раны, одна на груди, в области сердца, другая — в нижней части живота. На лице несчастного застыло выражение невыразимого ужаса. Глаза остались широко открытыми, мускулы лица перекосились, а на щеке виднелись следы трех окровавленных пальцев убийцы. В доме был произведен полнейший разгром: замки во всех шкафах и комодах были сломаны, ящики выдвинуты и опустошены, в столовой на столе остались четыре стакана и несколько пустых бутылок. В подсвечнике догорала свеча.
Дом принадлежал очень богатому владельцу господину Шабо, который в то время со всей семьей находился в Ницце. Комиссар полиции тотчас же заметил, что метки на белье в брошенных ворами узлах совершенно одинаковы с инициалами на салфетках, которыми убийцы вытирали свои окровавленные руки.
Очевидно, задержанный был одним из виновных в убийстве.
В шесть часов вечера, когда судебный следователь Гюльо, я и несколько агентов, в