охватила огромные пространства – от еврейских селений на западе Российской империи до Чикаго, Нового Орлеана и Буэнос-Айреса. На периферии она соприкасалась с сибирской и азиатской миграционными системами. Мобильность внутри самой системы была результатом дисбаланса между бедными и богатыми регионами; между низко- и высокооплачиваемыми рынками труда; между аграрными регионами и центрами ранней индустриализации, в частности в Западной Европе и Северной Америке; между обществами с вертикальной иерархией и слабыми шансами для подъема по социальной лестнице и обществами, где, как считалось, ситуация была обратной (например, в той же Америке); наконец, между обществами с репрессивными и свободными политическими порядками. Внутренний ритм движения внутри этой системы устанавливался в соответствии с изменениями во всех вышеназванных измерениях. Разные части Европы в разное время направляли в определенное русло избыточное население внутри этой системы. Везде эти миграционные потоки состояли почти исключительно из пролетариата. Типичными мигрантами были простые люди в поисках лучшей жизни, а не джентльмены в поисках приключений.
С момента основания Штатов и до 1820 года в страну приехали 366 тысяч человек[584]. Более половины из них (54 процента) прибыли в Северную Америку из Ирландии, около четверти – из Англии, Шотландии, Уэльса. В начале 1820‑х годов число ежегодно ввозимых в Бразилию рабов в два раза превышало количество добровольно прибывших в США! Причем до 1820 года в качестве иммигрантов в США приезжали лишь единицы. Но с 1820 года этот показатель стремительно пошел вверх. Пиковые значения пришлись на 1840‑е, 1850‑е, 1880‑е и 1900‑е годы[585].
Иммиграция в США росла ежегодно, в 1820‑х каждый год в Америку приезжало около 14 тысяч человек, в 1850‑х – около 260 тысяч, наконец, наивысший показатель был достигнут в 1911 году, когда в страну прибыл миллион иммигрантов. На протяжении всего столетия главной движущей силой иммиграции в США служили американская экономическая активность (при этом кривая конъюнктуры двигалась параллельно с линией, отражающей иммиграцию) и непрерывное снижение транспортных расходов. После 1870 года доля иммигрантов из Северной и Западной Европы снизилась, в то время как количество переселенцев из центрально-восточной, восточной и южной частей континента возросло. Изменения произошли впечатляющие: в период с 1861 по 1870 год мигранты из Центрально-Восточной и Восточной Европы составляли 0,5 процента, а мигранты из Южной Европы – 0,9 процента; в промежутке между 1901 и 1910 годами соотношение обеих групп мигрантов составило 44,5 процента и 26,4 процента соответственно[586]. Изменение этнического состава мигрантов оказало колоссальное воздействием на культурную и в особенности на религиозную структуру общества Соединенных Штатов.
Если рассматривать европейскую сторону вопроса, следует обратить внимание на показатель доли трансатлантических мигрантов на 100 тысяч населения. Ирландия занимала ведущую позицию среди западно- и южноевропейских стран на протяжении последних трех десятилетий XIX века. Далее, почти наравне с ней следовали Великобритания и Норвегия. Третью группу составляли Италия, Португалия, Испания и Швеция. Германия отставала от них довольно существенно. В 1870‑е годы на 100 тысяч жителей из этих стран эмигрировали соответственно: из Германии – 147 человек, из Ирландии – 661, из Великобритании – 504, из Норвегии – 473 и из Португалии – 289[587]. В абсолютных величинах самыми многочисленными группами мигрантов, пересекшими Атлантику, были британцы, итальянцы, немцы и подданные Габсбургской империи. Причем итальянцы долгое время предпочитали перемещаться внутри Европы и лишь начиная с 1880‑х годов стали эмигрировать за океан. Только одно крупное европейское государство не участвовало в трансатлантической миграции – Франция. Безусловно, используя средние величины перемещения из каждой страны, мы видим только всю ситуацию в целом. Внутри отдельно взятых государств эмиграция концентрировалась в определенных регионах. Среди таких очагов эмиграционного движения следует выделить Калабрию, Западную Англию, Западную и Юго-Западную Ирландию, Восточную Швецию и Померанию.
Число эмигрантов, покинувших Европу и пересекших Атлантику добровольно, тоже можно оценить лишь приблизительно. Ученые предполагают, что в период между 1820 и 1920 годами их было около 55 миллионов[588]. Пунктом назначения 33 миллионов (60 процентов) были Соединенные Штаты Америки. Второй по значению принимающей страной была Аргентина, в которую в период с 1857 по 1924 год прибыло 5,5 миллиона (10 процентов). За ней следовали Канада и Бразилия[589]. В эти цифры не включены мигранты, вернувшиеся на родину. Вопреки тому, что европейская эмиграция, как правило, предполагала окончательный переезд на новое место и тем самым принципиально отличалась от китайской и индийской миграции рабочей силы, везде имели место случаи возращения (реэмиграции); кроме того, некоторые эмигранты из первого пункта назначения отправлялись в другие места. Канада, например, располагала обширными незаселенными территориями. Тем не менее ожидания, связанные с тем, что часть миграционного потока в США двинется дальше на север континента, себя не оправдали. Наоборот, в конце века количество людей, выезжающих из Канады в США, превышало количество остававшихся в стране иммигрантов. Случай Канады служит классическим примером миграционного транзита, когда первое место назначения выполняло функцию демографического фильтра[590].
Необычным случаем в истории миграции стала Аргентина. Ни в одной другой стране мира, даже в Соединенных Штатах, иммигранты не составили столь большую часть населения, как в Аргентине. В 1914 году из восьми миллионов человек, живших в стране (в пять раз превосходившей по территории Францию), больше половины, а именно 58 процентов, родились за границей или были детьми иммигрантов в первом поколении. В течение многих десятилетий половина всего населения столицы, Буэнос-Айреса, была рождена за пределами страны. Иммиграция испанцев, не состоявших на государственной или военной службе, в регион Ла-Плата по большому счету началась только в середине столетия. Тот факт, что Аргентина ранее управлялась Испанией, практически не повлиял на это миграционное движение, которое в данном случае не являлось постколониальным феноменом[591]. В 1914 году Буэнос-Айрес был третьим городом мира по числу проживавших в нем испанцев, после Мадрида и Барселоны. Однако самую крупную группу иммигрантов представляли собой итальянцы. Многие из них находились в Аргентине временно. Транспортный путь между Италией и Аргентиной был так хорошо налажен, что делал возможным сезонное перемещение мигрантов через Южную Атлантику. Отсутствие преемственности с практиками предыдущего колониального периода освобождало миграционные процессы от старых традиций, как это было в случае с кабальным положением «контрактных слуг» среди мигрантов Северной Америки. В отличие от Бразилии Аргентина практически не участвовала в торговле африканскими рабами. Поэтому иммиграция в Аргентину имела модерный характер, не отягощенный несвободными трудовыми отношениями. Ввиду отсутствия достаточно большого внутреннего рынка в самой Аргентине экономическая логика миграции рабочей силы с самого начала была ориентирована на производство продукции, пользующейся международным спросом. Сначала основной отраслью экономики служило овцеводство (производство