— Да, — вспоминаю я, что минуту назад я вроде бы видела Берию в группе военных.
— Этот человек хочет видеть вас. Он приглашает вас в гости.
Я, идиотка, говорю:
— Да, но товарищ Сталин учит нас быть бдительными.
— Но вы же видели, с кем я гулял, — повторяет полковник, у него, наверно, от моего высказывания все внутри расхохоталось. — Сомнений быть не может. Это надежный человек. Вы откуда идете?
— Диплом получала. Институт иностранных языков окончила.
— Он вас видел несколько раз. И очень хочет помочь вам в жизни.
Я как-то не поймалась на эту удочку. Мне казалось, что я не нуждаюсь ни в какой помощи: получила диплом, получила распределение в школу — все как и хотела. Но мне стало страшно. Очень страшно. Мы стояли с этим полковником у перекрестка и очень долго говорили. Потом перешли улицу и долго говорили на другой стороне Садового кольца. Он все талдычил, что меня приглашают в гости, что я же видела, кто приглашает, что тот человек — он ни разу не назвал имени — хочет мне помочь.
А я свое:
— Как я могу вам поверить? Кто вы? Товарищ Сталин учит нас быть бдительными.
Минут пятнадцать ходили мы по тротуару. Он не отступал:
— Вам не помешает, если вы придете в гости. Хуже вам от этого не будет. С кем вы живете?
— С мамой.
— Так вот. Мы знаем, где вы живете.
— Откуда?! — бабахнуло в моей голове. И стало еще страшнее.
— Мы все знаем о вас. Мы подъедем за вами на машине в девять вечера. Не доезжая до вашего подъезда, будем ждать. Ничего не бойтесь. Вам ничего плохого не угрожает.
Он ушел. Я села в троллейбус, и за мной сразу прыгнул парень. Этот сексот доехал до моей остановки и, можно сказать, «проводил» до квартиры. В открытую. Посмотрел на номер и побежал вниз. Я, войдя в комнату, бросилась к окну и видела, как он сел в черную машину, она развернулась и ушла.
До вечера я была в комнате одна, мама на работе, мысли вертелись и крутились, сжигали, очень интересно: почему пригласили меня? Почему на меня обратили внимание? Три девушки шли, а увидели и выбрали меня. Зачем? Мысль самая простая и примитивная, самая верная почему-то не приходила в голову. Я привыкла думать, что все люди хорошие, подлецы в книжках.
Время шло к назначенному часу. Я отгладила свой новый синий шелковый костюмчик — гордость гардероба. Подспудно была у меня мысль: наверно, будет разговор о работе, может, предложат очень хорошую работу, — поэтому приколола на отворот комсомольский значок.
В окно увидела черную машину. Вышла. Тот же полковник ждет у тротуара. Мне показалось, он боится, что я не сяду в машину, почему — не знаю, но показалось — так он смотрел на меня.
Как только я села, полковник успокоился. Он сказал: «Мы с вами сейчас поедем к новому зданию Университета. Его должны вот-вот открыть». Он сказал, что принимал участие в строительстве этого здания и тот человек сделал много, чтобы здание Университета возникло в Москве. В присутствии шофера он ни разу не произнес имени Берии. Остановилась машина у парапета, между Москва-рекой и Университетом. Полковник предложил выйти.
— Вы видели, с кем я гулял, — опять начал он, — тот человек хочет видеть вас. Очень хочет видеть вас.
— Что дальше? — спрашиваю я.
С помощью своего сексота полковник получил информацию, где я живу, и начал петь песню:
— У вас все будет, вы будете жить в прекрасной квартире. У вас есть телефон?
— Нет.
— Будет. Где работает мама?
— В проектном институте. Послушайте, нам ничего не нужно. У нас все есть. Меня интересует, зачем я вам понадобилась?.
И опять в который раз повторяю ему бессмысленную фразу о том, что товарищ Сталин учил нас быть бдительными. Вижу, я страшно надоела ему, но терпит.
— Мы за вами давно наблюдаем. Вы тот самый скромный, нуждающийся человек, которому он решил помочь. У вас будет хорошая работа.
— Что я должна делать?
Этот вопрос вдохновил его. Кажется, он подумал, что я его поняла. А я-то как раз и ничего еще не поняла.
— Мы садимся в машину и едем туда, где мы с вами познакомились. Вы же видели, с кем я гулял? Уже поздний час. Это займет у вас немного времени.
Последние слова меня как бы отрезвили: правда, мама уже пришла домой и, наверное, волнуется, где я. Быстрей понять, что от меня нужно.
Как только я села в машину, она понеслась пулей.
Полковник втолкнул меня в маленькую дверцу и быстро закрыл ее за мной.
Я осталась одна в огромной комнате с длинным столом и высокими кожаными стульями.
На кошачьих лапах появился Берия. Я поздоровалась. Он протянул мне руку. Предложил сесть и сам сел рядом на кожаный стул. Старый. В пенсне. Старше, чем на портретах. Стал расспрашивав, кто я. Я говорю, а в голове мелькает: как же так, полковник сказал, что обо мне все известно, а он расспрашивает, как будто ничего не знает.
— Есть в семье арестованные?
— Есть.
— Кто?
— Муж тети, маминой сестры. Мы с тетей живем в одной квартире.
— Как фамилия?
Сказала. Он нахмурился, вспоминая.
— Не помню такой фамилии. Где работает мама?
Сказала.
— Кто еще есть в семье?
Сказала. После этого вопроса он долго молча рассматривал меня.
— Почему вы переоделись? То платье вам так шло. Нет, костюм тоже хороший, но очень официальный.
— Мы ведь будем говорить об официальном? — пролепетала я.
— Да, конечно. Но прежде нужно поужинать.
Он нажал кнопку — весь этот длинный стол был усеян кнопками. Неслышно вошла женщина. Вся огромная комната устелена коврами. Шторы на окнах задернуты, темные бордовые шторы.
— Накройте стол.
Мы с ним прошли эту громадную комнату насквозь, повернули налево в дверь и попали в меньшую, но тоже большую комнату, всю уставленную скульптурными вещами.
— Сюда мы придем попозже, — сказал он, и мы попали в небольшую комнату, где был на двоих накрыт стол. Вино, фрукты, лаваш — наверно, его любимый хлеб.
И он смачно начал есть. Налил мне вина. Я говорю:
— Я пить не буду. Товарищ Сталин учит нас быть бдительными.
Он посмотрел на меня, как будто не понял.
— Ну хоть пригуби.
Я пригубила и подумала, что в вине может быть что-то снотворное. Мысль о том, зачем меня сюда привезли, начинала формироваться в голове, и, видимо, срабатывали защитные реакции. Я стала есть. Он долго расспрашивал меня о семье, об институте, опять твердил, зачем переоделась, говорил, что давно обратил на меня внимание (когда и где он меня мог видеть, кроме сегодняшнего дня?). Опьянел.
— Куда тебя распределили?
— В школу.
— В школе тебе нечего делать, нужна работа получше. Живешь в коммунальной квартире?
— Да.
— Это не подходит для такой красивой девочки.
Вдруг он говорит:
— Кто сейчас у тебя дома?
— Мама.
— Она, наверно, волнуется?
— Да. Очень.
— Ты должна сейчас же написать маме, что задерживаешься и вернешься утром.
Тут меня взяла кондрашка. Входит молодой человек, несет лист бумаги. И моментально исчезает.
— Пиши, — говорит: — «Дорогая мама, не волнуйся, я нахожусь среди друзей. Буду утром».
— Нет, я хочу домой, — пытаюсь я вырваться.
— Это сейчас очень сложно. Как ты поедешь? Ночь.
Женщина внесла чай. Пью. Зубы стучат о чашку. Ничего не вижу, не понимаю, одна мысль — как вырваться?
— А теперь быстро спать.
Он ведет меня в ванную, сам уходит. И тут же в ванной появляется огромный мужик и говорит:
— Ванна за ширмой. Помойтесь.
— Не надо. Я не грязная. Я ванну принимать не буду.
Меня бьет кондрашка. Мужик уходит. Я выхожу из ванной и попадаю в спальню. Большая двуспальная кровать. Появляется женщина, та же или не та же, не помню, не понимаю, она говорит:
— Здесь разденетесь, здесь ляжете.
В каком-то сумбуре чувств и мыслей замечаю большие шкафы для белья. Кровать застелена чистым, батистовым, тонким бельем.
Женщина подает мне большую батистовую ночную рубашку, но я не беру. Она уходит. Я остаюсь в своей комбинашке, ложусь на край кровати и, съежившись, лежу. Наверно, через полчаса из какой-то невидимой двери появляется он, в длинной ночной рубахе. Садится рядом. Видит, как меня колотит колотун.
— Ну что ты боишься? Ты такая красивая.
Начинает целовать плечи. Я трясусь еще больше. Отпихиваю его.
— Не бойся, не бойся. Зачем дрожишь? Ты что, девушка? У тебя что, никого еще не было?
— Не было! — шепчу или кричу я.
— Сколько же тебе лет? Семнадцать, восемнадцать?
— Двадцать один…
— И никого не было?
— Не было!
Он опять начинает бормотать что-то о работе. Опять целует плечи. Спрашивает: