его плечо и свисающей вдоль мускулистой спины. Это самый напряженный момент битвы, в точности перед тем как юноша вложит камень в пращу. Голиафа нет рядом с мраморным Давидом, но его присутствие ощутимо, почти осязаемо. Микеланджело рассказал о могучем противнике героя через гневный взор юноши, через его сведенные на переносице брови. Ваятель сумел передать в мраморе, как Давид собирается с силами перед лицом грозного врага. Мастер воплотил противоречивую идею о «человеческом» и «божественном» в одной статуе.
Разумеется, всякому понятно, что для Флоренции эта скульптура символична: отверженный бросает вызов сильным мира сего – Сиене, Милану, Риму, Франции. В ней сошлись чаяния и отважные устремления нашего народа. И когда «Давида», который должен был стоять у контрфорса собора, перевезли на главную площадь города, он из религиозной аллегории превратился в политическое и патриотическое высказывание непокорных граждан республики в их борьбе за свою независимость.
Библейский юноша-герой устремляет взор за пределы Флоренции, к Пизе и к Риму. Он великий изгой, отважный мальчишка, вступающий в схватку с могучим и непобедимым врагом. Мальчишка, у которого хватило смелости выйти против великана, поднять камень с земли, заложить его в пращу и запустить прямиком в цель. Олицетворение новой Флоренции.
Я не вижу в этом ничего хорошего. И тем не менее… Микеланджело Буонарроти сумел объединить в одном изваянии Адама и Геркулеса, человека, созданного по образу Господнему, и бога во плоти. Мраморный гигант – творение невиданного доселе масштаба, и я уже понимаю, кто новый герой этого города.
Город принадлежит ему. А я всего лишь старик. Пик моего расцвета пройден. И я нутром чую, что пора удалиться. С тем, что явлено сейчас моему взору, не сравнится ни фреска в Палаццо-Веккьо, ни портрет синьоры. Никогда.
Анна
Монталь, Франция
1943 год
Однажды вечером в радиопередаче Би-би-си прозвучали слова: «Ника Самофракийская едет на велосипеде».
– Мне пора, – сказала Анна. В прихожей для прислуги возле кухни она взяла черный рюкзак и вышла из замка, окутанного сумерками.
Несколько недель девушка внимательно следила за перемещениями немецких солдат вокруг Монталя. Наблюдать за их распорядком превратилось для нее в ежедневную работу. Она каждый день смотрела, как с восходом солнца сменяются часовые – отдежуривший ночью солдат салютует оружием напарнику и уходит, а тот встает на его место у дверей замка. В сарае с садовыми инструментами нашелся ржавый велосипед, и Анна отыскала другую тропу, бегущую среди высоких трав и кустарников, которые надежно скрывали ее от взглядов стражников.
Как только старый велосипед затрясся на колеях земляной тропы, Анна поднажала на педали. В этот раз кроме рюкзака, набитого нарукавными повязками и листовками, она везла две седельные сумки с боеприпасами. Велосипед скрипел и покачивался под их грузом, унося ее к опушке. Чем быстрее она окажется в лесу, за деревьями, тем лучше.
В последнее время Анна с нетерпением ждала таких поездок в лес, к палаточному лагерю маки. Число палаток там изрядно выросло со дня ее первого визита, обитатели были лучше организованы и быт наладился. Всякий раз, когда Анна выкладывала содержимое рюкзака, всё больше людей подходили к ней поболтать, пока остальные разбирали нарукавные повязки с зашитыми в них деньгами, коробки с патронами, корзины со смертоносными гранатами, листовки с призывами присоединиться к движению Сопротивления и сражаться против германских оккупантов. Она подумала о том, как изменилась ее жизнь. Всего несколько лет назад она была простой машинисткой и проводила дни в архивах Лувра, а по вечерам бродила по музейным галереям. Теперь же все шедевры были спрятаны от чужих глаз, а она катила на стареньком велосипеде в лес ради того, чтобы их защитить. Она стала частью огромного общего дела, ее жизнь обрела смысл. Анна примкнула к великому сообществу людей, которые, так же как и она сама, верили, что искусство имеет значение. И многие из этих людей на нее рассчитывали. Ведь это она стала той самой Никой Самофракийской, которая ездит на велосипеде. Эта мысль заставила Анну улыбнуться.
Солнечный свет просеивался сквозь мерцающий фильтр из отливающих золотом листьев – ярко-желтых, бронзовых, пламенеюще алых. Анна слушала, как они шуршат над головой и под колесами велосипеда, пока катила по подъездной дороге прочь от замка, объезжая рытвины и колеи, уже заполненные водой первых дождей подступавшей мало-помалу зимы. Ей ужасно хотелось закрыть глаза и просто помечтать, но вместо этого она села ровнее на сиденье, подставив лицо ветру, трепавшему ее волосы, и глубоко дышала сладковатым лесным воздухом. Приятно было вырваться из замка и оказаться подальше от взглядов немецких солдат, топтавшихся у входа. Она спокойно ехала среди деревьев. Тяжелый рюкзак оттягивал плечи. Вскоре впереди показался знакомый старый дуб, скрюченный и узловатый, и Анна свернула на лесную тропу рядом с ним. Тропа, извиваясь в густых зарослях, вела к лагерю маки.
Последние несколько дней Анну здесь перестали встречать вскинутые ружейные стволы – вместо этого бойцы Сопротивления с озабоченным видом устремлялись к ней, едва она слезала с велосипеда на краю лагеря. Сегодня Этьен сидел на табуретке возле откинутого полога палатки, остальные столпились вокруг него. При виде Анны, прислоняющей велосипед к дереву, он сразу встал и зашагал к ней.
– Мы слышали, немцы устроили обыск в замке, – сказал он. – У вас все хорошо? – Он коснулся ее руки, и у Анна от этого прикосновения по позвоночнику пробежали мурашки. Взгляд у Этьена был внимательный и обеспокоенный.
Анна кивнула в ответ:
– Они ничего не нашли. Мы всю ночь наводили порядок в хранилищах. По счастью, месье Жожар договорился с Kunstschutz[66] в Париже о том, что наши экспонаты не конфискуют. Он задействовал свои связи, обзвонил всех кого можно и написал кучу заявлений. В итоге нас посетила обычная инспекция. Но в следующий раз может случиться что-нибудь посерьезнее. Поэтому Рене Юиг настаивает на том, чтобы избавиться от опасных вещей.
– Ваш месье Юиг для нас настоящее спасение, – сказал Этьен.
Неделю назад Рене велел Анне и другим сотрудникам достать листовки, повязки, оружие и опись всего, что было предназначено для маки, из ящиков с произведениями искусства. Все это нужно было переправить в лес, одну партию за другой. Анна уже потеряла счет, сколько раз она ездила в лагерь с рюкзаком за плечами.
– А месье Жожар – для нас, – отозвалась Анна. – Он раздобыл нам дополнительные грузовики, бензин, рации и водяные помпы на случай пожара. Завтра месье Жожар должен приехать в Монталь.
– Представляю, как он будет рад тебя увидеть, – сказала девушка, та самая, которая проводила Анну в лагерь, когда та