с собой. – Она вновь уставилась в свою тарелку. Лиза казалась изможденной и осунувшейся; одета она была в неизменное черное платье.
– Ах, вот как? – подала голос свекровь. – И что же, мы выставим незаконченный портрет?
– Именно, – кивнул Франческо, облизывая жир с пальцев. – Леонардо да Винчи нужен стимул, чтобы его закончить.
Мать скептически воззрилась на сына:
– Ты заплатил мастеру да Винчи какой-то пустяковый задаток за этот портрет, не предложил ему ни пропитания, ни крова на время работы, вот потому-то он и не торопится доводить дело до конца. И опять-таки я считаю неуместным привлекать лишнее внимание к нашей семье в нынешние времена.
– Я заплачу ему с лихвой, когда он выполнит заказ, – веско проговорил Франческо. – Леонардо да Винчи – искусный художник и тот еще краснобай, но он славится своей привычкой бросать работу на полпути. Тем не менее я своего добьюсь. Он получит деньги, только когда портрет Лизы будет готов. Всё просто. Возможно, публичная демонстрация его творения заставит маэстро довершить начатое, перед тем как он снова покинет Флоренцию.
Беллина чуть не ахнула, но на сей раз удержала язык за зубами. Мастер Леонардо собирается покинуть Флоренцию? Ее охватила паника. Художник ведь уверен, что портрет сейчас стоит на мольберте в этом доме, к удовлетворению Франческо, который уже оценил его незавершенный труд. При этом сам Франческо и все его родственники убеждены, что Леонардо забрал портрет к себе в мастерскую. А на самом деле прекрасный портрет, завернутый в бархат, лежит, спрятанный ото всех, у Беллины в каморке для прислуги. Надо унести его оттуда как можно скорее. Но куда? И что, если мастер Леонардо уедет из Флоренции надолго? Что тогда? Рано или поздно в доме кто-нибудь наткнется на этот портрет, и тогда ее обвинят в воровстве. Все слуги воруют у хозяев разные безделушки… но портрет! Что с ней будет? Конечно же, она неминуемо окажется на улице, если не в тюрьме.
– Он покидает Флоренцию? – спросила Якопа.
– Возвращается в Милан, насколько я слышал, – ответил Франческо. – Получил там новый заказ.
– Он не может так поступить с нами! – воскликнула свекровь.
– Еще как может, – пожал плечами Франческо. – Вот видите, матушка? Я же говорил – нельзя ему доверять, несмотря на весь его непомерный талант. – Он помахал рукой в воздухе: – Мастер Леонардо порхает как бабочка с одного яркого цветка на другой. Настоятель Сантиссима-Аннунциата предупреждал меня об этом еще до того, как художник явился к нам в дом.
Беллина забеспокоилась, что сейчас между родственниками вспыхнет очередная ссора, и невольно сделала шаг к двери. Она не понимала, почему Франческо позволяет матери жить в этом доме, если они все время скандалят.
– Можно мне сказать? – внезапно подала голос Лиза. Все посмотрели на нее. В голосе хозяйки дома не было ни гнева, ни злости, глаза смотрели примирительно. – Если мое мнение здесь что-то значит… Мне не важно, будет портрет закончен или нет.
Несколько мгновений все молча взирали на Лизу, неподвижно и печально сидевшую перед нетронутыми яствами на тарелке.
– Но, дорогая… – ласково начал Франческо, – ты же говорила, что одобряешь мою идею…
– Пожалуйста, Франческо, не пойми меня неправильно, – коснулась она его руки. – Я знаю, что ты заказал мастеру Леонардо мой портрет как дань уважения мне, и я за это тебе благодарна. Но портрет – это греховное излишество, предмет роскоши, который богатые выставляют на зависть бедным, чтобы потешить гордыню…
– Что за глупости ты говоришь?! – выпалила свекровь.
А Франческо рассмеялся:
– Но ты ведь принадлежишь к богатым, carissima[68], нравится тебе это или нет. Ты говоришь так, будто твой разум помрачился. Что происхо…
– Посмотри вокруг! – перебила его Лиза. – Посмотри на эту бессмысленную роскошь. Всё… суета. – И сама обвела взором инкрустированные деревянные панели и росписи на стенах, лепнину на потолке, серебряные подсвечники на столе. – Не думаешь ли ты, что мы несем наказание за нашу алчность?
Беллина вжалась спиной в стену, чувствуя, как в груди нарастает волна старого, знакомого ужаса. Мысли ее лихорадочно метались по кругу, но ответа на вопрос, что делать с портретом, не было. К тому же… что, если ее госпожа права? Что, если их и правда постигла кара? И если она, Беллина, одна виновата в том, что Лиза и ее дети подвергаются смертельной опасности, ей никогда себе этого не простить.
Леонардо
Флоренция, Италия
1505 год
Инспекция… При мысли об этом меня охватывает дрожь.
Вот уж чего мне не хватало, так это мнения обремененных властью господ о моей незаконченной фреске на стене большого зала в Палаццо-Веккьо. Откуда этим торговцам шерстью знать, как трудно подготовить штукатурку для краски или воспроизвести анатомию боевого коня, бросающегося в схватку. Они лишь отвлекают мое внимание от того, что действительно важно: осторожно наносить краску мазок за мазком, пока не высох предыдущий, иначе потом невозможно будет ничего исправить. Я смотрю в окно – жду появления господ в длинных алых мантиях, но там только зловещая черная туча набухает в небе и медленно сползает вниз, будто норовя раздавить нас всей своей массой.
– Лазурь течет, маэстро! – Новый подмастерье, которого я окрестил Фанфойя, зовет меня со складных лесов. – Мы ничего не можем с этим сделать!
– Добавьте воска! – отзываюсь я, но меня отвлекает от фрески появившийся за окном человек в доспехах.
Они молодцы, мои юные подмастерья. Лучше, чем сами о себе думают. У меня не возникает необходимости нянчиться с ними, смотреть поверх плеча за каждым их мазком. Дни идут, и композиция на стене потихоньку обретает цвет. До сих пор наши новые краски из пигментов, смешанных с пчелиным воском, показывали себя довольно стойкими на штукатурке, хотя это чистый эксперимент. Богатые, насыщенные, животрепещущие цвета взволновали меня и обрадовали, как ничто давно не радовало. Древнеримский историк Плиний описал эту технику живописи, добавив, что краски фиксируются на поверхности путем нагревания. Я велел принести жаровни и высушиваю каждый законченный фрагмент фрески, прежде чем приступить к другому.
Когда композиция будет завершена, она займет всю стену в Зале совета по длине и по ширине. Согласно моему замыслу это три отдельные, однако взаимосвязанные сцены одного из самых знаменитых сражений. Я создал картины, на которых в ожесточенном бою сходятся люди и кони, переплетаются в отчаянной, глубоко личной схватке не на жизнь, а на смерть, воплощенной в гигантском масштабе. На фреске изображены четыре всадника на закаленных в боях жеребцах в тот момент, когда они борются за знамя посреди бушующей битвы при Ангиари. Центральная фигура – флорентийский военачальник; он вырывает штандарт