быть отравлена – но тогда эта опасность затерялась на фоне самого неожиданного появления этого послания. «Может, ничего важного», – малодушно понадеялся Первый советник – но нет, ещё и не прочитав записки, он знал, что неплохой вечер будет безнадёжно испорчен.
«Будь как дерево: даже возносимое милостивой судьбой высоко, подобно соснам Горной стороны, оно всегда корнями в земле, в её чёрной тяжёлой полноте жизни, его породившей». Дорогой друг, мы соскучились по вашим глубоким познаниям древнекахольского и неожиданным трактовкам! Будьте так любезны – посетите нас сегодня вечером. Наш кофе ничем не хуже местного. Р.Ф.»
Не допив прекрасный синтийский кофе, Голари встал и побрёл к выходу, надвигая шляпу как можно ниже на глаза, чтобы не было видно, как он побледнел. На улице Первый советник изо всех сил старался идти ровно и не оглядываться – как будто продолжая прерванную прогулку. Но он-то знал, что теперь его прогулка превратилась в последнее шествие осуждённого: из каждого окна ему виделся соглядатай или тюремщик.
Первый советник вернулся на улицу Весенних Ветров и пошёл по Верхней дороге в сторону Университета – туда, где в огромном студенческом городке было так легко затеряться и можно было без всяких подозрений проводить собрания учёных обществ – особенно такого представительного, как «Клуб любителей древнекахольской поэзии». В этот клуб принимали только самых искушённых – тех, кто мог, не задумываясь, переложить на древнекахольский любую современную поэму и наоборот – того, кто мог прочитать любое древнекахольское произведение так, чтобы оно звучало понятно даже для первокурсников. А ещё требовалось знание математики, позволяющее переводить каждую строчку в цифры, а затем – в другую строчку…
Голари Претос, на ходу здороваясь со студентам, пересёк двор университетского городка и вошёл в огромное здание библиотеки Университета. В этот час многие студенты уже спешили провести вечер в весёлой компании, но самые упорные зажигали лампы и сидели в читальных залах – так, что в высоких окнах библиотеки, как маяки в море, горели яркие фонари. Голари на мгновение остановился, залюбовавшись.
– Айл-профессор, могу ли я чем-то вам помочь? – услышал он звонкий голос.
Оглянувшись, Голари увидел рядом с собой студента старшего курса, с которым он недавно (точнее, уже в прошлой жизни – до назначения Первым советником) писал работу по логике построения древнекахольской баллады. Этому студенту удалось удивить даже самого профессора – его выводы были почти открытием. Но студентам не полагалось делать открытия, поэтому его работу просто записали в общую Книгу Достижений. Сеттум-Ли его звали – припомнил профессор. Уроженец Синтийской Республики, судя по виду и по имени.
– Спасибо, Сеттум-Ли. Всё в порядке, – мягко сказал Голари. – Как ваши успехи? Вы, помнится, собирались написать статью по проблемам современного языковедения?
Студент кивнул и улыбнулся совсем по-детски: он не ожидал, что сам профессор помнит про его планы.
– Отлично. Когда допишите, дайте мне прочитать, пожалуйста. Хорошо?
– Да, конечно! – просиял Сеттум-Ли.
Голари кивнул, прощаясь, и пошёл дальше в сторону библиотеки. Он завидовал этому талантливому студенту. И себе самому – лет пятнадцать назад.
Первый советник вошёл в зал, где проходило заседание «Клуба любителей древнекахольсой поэзии», последним. Жёлтые цветы десятков свечей потянулись к нему, как к солнцу, едва он открыл дверь. Всё дело в сквозняке. Десятки взглядов устремились на него из темноты – всё дело в свете: яркий свет, неожиданно проникающий в тёмную комнату, всегда привлекает внимание.
Голари как можно быстрее закрыл дверь и сел на ближайший к выходу стул. Но это не избавило его от всеобщего внимания. Это была не «Кофейная соня», увы.
– Простите, что оторвали вас от вечернего кофе, – низким голосом проговорила Регина, изображая светскую львицу – что, впрочем, было несложно среди этих книжных червей. Её чёрные крупные локоны были собраны в высокую причёску, напоминающую корону. Она встала и с улыбкой протянула Первому советнику чашку кофе. Тот вынужденно улыбнулся и попытался сделать вид, что готов включиться в общий разговор. Беда была в том, что никакого общего разговора не было: все ждали только его.
– Дорогой друг, – начал ректор Мэлл, – мы ждали вас, чтобы получить ваше компетентное мнение по одному из отрывков «Поэмы странствий», по которому мы все не можем прийти к общему мнению. Вот, послушайте.
Голари прикрыл глаза и сосредоточился, готовый переводить шифр с древнекахольского. Суть состояла в том, чтобы каждую первую букву слова на древнекахольском заменять буквой современного алфавита, сдвигая его на двадцать шесть позиций. По мере того как ректор читал отрывок из «древней поэмы», Первый советник сложил из букв, как в детстве, когда его учили читать по вырезанным из бумаги карточкам, вот что: «Становится всё хуже. Война с синтийцами. Преследования поэтов и служителей. Что дальше? Нужно подготовить заседание Совета и ограничить полномочия О. Мы найдём нужные правила. Ваша задача – расположить нейтральных членов Совета».
Когда Мэлл закончил, все смотрели на Первого советника и ждали, мешая ему сочинять ответ.
– Ну что же, – медленно сказал Голари, – мне кажется, что трактовка этого эпизода неоднозначна и требует дальнейшего изучения. Думаю, этот отрывок очень похож на один эпизод из забытой ныне «Баллады ошибок»…
После того как Голари прочитал стихи, все присутствующие – кто раньше, кто, как Регана Фэтч, позже, записывая что-то на листе бумаги, который потом надлежало сжечь в камине, – услышали за торжественными древнекахольскими словами следующее: «Один человек ничего не может. О. не так прост. Нужна поддержка горожан».
Послышались сдержанные перешёптывания, многие хотели высказать своё мнение, но не все могли быстро придумать подходящую древнекахольскую стилизацию. «У нас слово всегда представляется умнейшему», – улыбался Мэлл, когда члены «Клуба любителей древнекахольской поэзии» ворчали, что не все успевают высказаться. Сам он почти всегда знал, какой подходящий случаю поэтический отрывок прочитать. Впрочем, часто он отражал общее мнение, как тогда, когда Голари услышал: «Горожане никогда нас не поймут. Рассчитываем только на вас, Первый советник».
На этом секретную часть все сочли закрытой и перешли к более приятному – обсуждению древней поэзии. Поскольку в этом клубе собирались действительно настоящие ценители.
Принц Таэлир чувствовал себя загнанным в клетку зверем, хотя птичники, напротив, потеряли к нему интерес и перестали охранять его комнату: видимо, у Малума не хватало людей для поисков Коры Лапис. Да и зачем сторожить принца: ни мать, ни отец не расстроятся особенно, если он навсегда исчезнет из их жизни. Главное, чтобы без скандала.
Сэйлорис лежал на своей кровати с зелёно-красным атласным покрывалом и смотрел в потолок, на котором ещё с детства остались наклеенные луна, солнце и звёзды – так, как они на самом деле расположены на небе за дворцовым потолком. Заметив, что сыну нравится вечером и ночью высовываться по пояс из окна