по меньшей мере четырехмесячного плавания, прибыли 133 корабля; в среднем на борту каждого корабля было по 209 заключенных[504]. Необходимо отметить, что подавляющее большинство из них обладало хотя бы элементарными правами британского гражданина. С самого начала ссыльные имели право защищать собственные интересы в суде и обладали определенной свободой в выборе рода трудовой деятельности. Это было важной предпосылкой того, что в Австралии без драматичных потрясений произошло постепенное формирование гражданского общества.
Благодаря рассказу Франца Кафки «В исправительной колонии» (написанном в 1914‑м, опубликованном в 1919 году) была увековечена память о разбросанных по всему миру поселениях осужденных – характерном явлении империалистического XIX века, не полностью исчезнувшем, впрочем, и по сей день. В потоке эмигрантов из Европы существенную часть составляли те, кто покидал континент вынужденно. Тут можно приводить еще множество примеров. Испания отправляла осужденных преступников на Кубу и в Северную Африку, Португалия – в Бразилию, на Гоа и прежде всего в Анголу. Британских подданных отправляли на Бермуды или в Гибралтар. Коренное население колоний также могло оказаться в числе осужденных к ссылке: индийцев, например, переселяли в Бирму, в Аден, на Маврикий, в Бенкулен, на Андаманские острова или в малайское поселение Стрейтс-Сетлментс. Цели, преследуемые этой мерой, бывали различны и не всегда достигались в равной мере. Эффект устрашения так же сомнителен, как и достижение «цивилизирования» ссыльных. Принудительный труд каторжан в целом, вероятно, способствовал экономическому развитию регионов. Однако колониальная администрация, например в Бирме и на Маврикии, была заинтересована только в молодой и сильной рабочей силе, а не в таких людях, которые в среднем составляли население индийских тюрем[505]. Труд заключенных и ссыльных был целесообразным только в тех случаях, когда других источников рабочей силы в наличии не имелось.
Политическая эмиграция и удаление в изгнание
Вынужденный отъезд из страны по политическим мотивам как удел отдельных личностей или небольших групп населения не был в XIX веке новым явлением. Во все времена существовали и беженцы, вынужденные искать за рубежами своей родины спасения от войн, болезней и голода. В Новое время, в особенности в Европе, этот список дополнили религиозные причины эмиграции: мусульмане и иудеи бежали из Испании, протестанты-гугеноты из Франции, неортодоксальные «нонконформисты» – из ортодоксально протестантской Англии. Цифры здесь привести особенно сложно. Ясно, что миграционные процессы в XIX веке по количеству мигрантов сильно уступали неслыханным масштабам эмиграции после начала Первой мировой войны, в результате чего проблема беженцев встала крайне остро. Коллективное бегство за границу еще не было доминирующей формой миграции. Тем не менее именно в XIX столетии роль этого феномена существенно выросла. Для этого было несколько причин: 1) более решительное преследование политических противников в идеологической атмосфере нерелигиозной гражданской войны, как это впервые произошло во время Французской революции; 2) разный уровень либеральности режимов, из‑за чего некоторые страны оказывались желанными островами свободы, готовыми принимать страждущих, хотя и не без ограничений; 3) относительно богатые общества теперь имели больше материальных возможностей, чтобы хотя бы на время приютить чужестранцев и помочь им выжить.
По сравнению с последующей эпохой для XIX века, во всяком случае вплоть до 1860‑х годов, характерным явлением был эмигрант-индивидуум, нередко происходивший из состоятельных и образованных кругов, а не беженец как часть анонимной массы переселенцев. Многие эмигранты в XVIII–XIX веках принимали решение о переезде из‑за революционных событий. В 1776 году около 60 тысяч верных королю роялистов бежали из отпавших североамериканских экс-колоний в Канаду и на Карибские острова (некоторые из второй группы беженцев вынуждены были вновь искать другое безопасное место после революции на Сан-Доминго / Гаити в 1791 году). После начала революции во Франции в 1789 году в роли изгнанников (émigrés) выступали сторонники династии Бурбонов, в 1848–1849 годах ими стали жертвы репрессий после разгрома восстаний в разных странах Европы. В результате событий 1848 года Швейцария приняла около 15 тысяч эмигрантов, в основном немцев и итальянцев. Около 4 тысяч немцев бежали в США[506]. Вслед за Карлсбадскими указами 1819 года и исключительным законом против социалистов 1878‑го последовали более мелкие волны немецкой эмиграции. С точки зрения истории права переломным моментом стала Июльская революция 1830 года, которая привела к закреплению нормы политического убежища – то есть защиты от выдачи на родину для людей, которым там грозило наказание за правонарушение политического характера, – в правовых системах западноевропейских государств, в особенности Франции, Бельгии и Швейцарии. Во время европейских революций 1848–1849 годов этот правовой принцип прошел проверку на практике. С ним была связана и финансовая поддержка политэмигрантам, выделявшаяся из средств казны: она в то же время давала государству возможность оказывать косвенным образом влияние на их деятельность[507].
Взаимосвязь между такой вынужденной эмиграцией и революцией имеет сложный характер. В 1830 году именно революция во Франции пробудила во многих других народах надежду на победу свободы и воодушевила их на сопротивление. В то же время она создала политические условия, превратившие саму Францию в желанное убежище для революционеров-изгнанников. После поражения Ноябрьской революции 1830 года в подвластном Российской империи Царстве Польском немалая часть политической элиты, около 9 тысяч человек, две трети из которых принадлежали к весьма многочисленному польскому дворянству, в 1831 году с триумфом проследовали через германские земли во Францию. В ходе этой Великой эмиграции (Wielka Emigracja) многие культурные и политические польские деятели обосновались за границей, главным образом в Париже, и уже здесь продолжали работать. В Великой эмиграции усматривали «метафизическую миссию» – жертву, которую поляки принесли за все угнетенные народы Европы[508]. Чтобы обеспечить самых беспокойных из революционных беженцев каким-то занятием, французское правительство в 1831 году основало Иностранный легион. Никогда прежде политическая деятельность не велась настолько активно из эмиграции, как в XIX веке. Из Парижа руководил агитацией в общеевропейском масштабе против императора Николая I и его политики князь Адам Чарторыйский, «некоронованный король Польши», которого также называли «человек-держава». Он пытался помирить своих рассорившихся соотечественников и объединить их общей стратегией и целями[509]. Александр Герцен, Джузеппе Мадзини и Джузеппе Гарибальди – горячая голова, вынужденный не раз покидать свою родину, – вели активную деятельность, находясь в эмиграции. Греческое восстание против османского владычества готовилось за рубежом. Но Османская империя и сама не только была оплотом деспотизма, но и служила пристанищем побежденным борцам за свободу. После того как интервенцией российских войск было подавлено венгерское движение за независимость, Лайош Кошут и тысячи его сторонников нашли в 1849 году пристанище во владениях султана. Британские и французские дипломаты убеждали Высокую Порту не удовлетворять требования российской стороны о выдаче венгерских повстанцев и