Читать интересную книгу "Упражнение на доверие - Сьюзен Чой"

я должен извлечь из этой истории?

– «Ведущая школа искусств региона» – эта школа.

– Неужели? Из этого куцего текста даже неясно, о каком регионе речь.

– Об этом.

– Неужели? – Он снова внимательно изучил текст, даже поводив пальцем по каждой строчке.

– Это просто выдержка из моего досье. – Клэр поймала себя на том, что подкручивает локон. – Что за регион – совершенно ясно по остальному тексту.

– Совершенно «клэр».

– Да. – Она попыталась улыбнуться. Может, это ему нужно – меньше серьезности, больше шутливости. Разговор уже вертелся вокруг того, что хочет он. Клэр отдаленно вспомнила, что это она пришла сюда не просто так. – Вопрос не в регионе и даже не в школе, потому что я знаю, что школа эта, другой быть не может, – начала она. – Вопрос в том, что это была за ученица. Ваша. Кто из ваших учениц – моя родная мать.

– Значит, это вы? «Малышка Евангелина»?

– Да. – Так он даже этого не понял? Он как будто в наказание заставлял проговаривать все вслух. Но он все-таки старый, напомнила она себе, хоть с виду и не скажешь, если под «старым» иметь в виду «маразматичный» или «немощный». Таким он точно не казался.

Когда она сказала «да», он чуть приподнял свои все еще по большей части черные и очень колючие брови и так и оставил. Чем дольше он их удерживал, тем больше смыслов они передавали. Один из них мог быть: «Этого я не ожидал». Другой: «Именно этого я и ожидал». Еще один: «Теперь я понимаю, зачем она пришла». Еще один: «Я понятия не имею, зачем она пришла».

– И почему, – сказал он, так и не опуская брови, – вы решили, что ваша мать училась у меня?

Сердце Клэр билось все быстрее и теперь колотилось так, что, казалось, его должно быть слышно. Щеки наверняка порозовели. В волосах проступил пот.

– Моя родная мать, – поправила она. – Я это знаю, потому что в досье…

– В досье говорится, что она была принята в ведущую школу искусств региона. Здесь не говорится, что она училась.

– Училась. Я уверена.

– Почему? Это тоже «совершенно ясно» из досье? Прошу прощения, – сказал он практически ласково, когда она не ответила. – Вам наверняка тяжело. Наверняка это очень тяжело – иметь так мало данных о таком важном для вас человеке. Но даже если девушка, описанная на этой странице, здесь и училась, в чем я очень сомневаюсь, я не могу этого подтвердить.

– Почему? – спросила Клэр, чувствуя, что он мысленно выпроваживает ее из комнаты.

– Я не могу нарушать тайну частной жизни учеников. Вы, как девушка, должны это понимать.

На выходе Клэр заблудилась. Или, вернее, с самого начала не знала, где она, и только больше запуталась. Она оказалась на парковке, где пропала ее машина, и таращилась на отвратительную штуковину с двумя искореженными лицами и словом «Посетитель», сложенным из металлических кружочков. Наконец, она догадалась, что вышла в противоположную дверь от той, куда входила. Обе двери были одинаковыми.

В день, когда она показала свое досье Роберту Лорду, прошло всего полгода со смерти ее матери. Вначале Клэр дала себе клятву прождать год, прежде чем что-то сделать с удивительно тоненькой стопкой страниц в мягком желтом конверте, который ей вручил после похорон отец, ссутулившись на «хорошем диване», куда мать нервозно старалась усаживать гостей, и сутуля плечи Клэр весом своей руки.

– Мама хотела, чтобы ты это сделала, – сказал отец. – Даже хотела помочь. Но так и не придумала чем.

Клэр плакала и не могла ответить, но знала, что он говорит правду. Мать не планировала заболеть. Она скончалась всего в шестьдесят шесть лет. Из-за того, что она так и не успела помочь, Клэр расстроилась настолько, что дала себе то обещание, но уже скоро призналась самой себе, что если не трогать досье целый год, то лучше от этого не будет никому. Прочитав его в первый раз, она испугалась силе собственной скорби. Ее единственным отчетливым желанием было, чтобы мать сидела с ней, чтобы они читали вместе, чтобы мать согласилась, что женщина с этих страниц – друг, которого они обе хотят найти.

Отец Клэр вырос на ферме, но, когда был подростком, его отец лишился фермы, что и привело к переезду в город – катастрофе его жизни. В детстве, несмотря на полное отсутствие у нее интереса к природе, он часто описывал ей на ночь свои любимые места детства: ручей, амбар и тенистые деревья. После смерти дедушки у него в подвале нашелся «дневник фермы» – стопка выцветших и пожелтевших загибающихся страниц, где неразборчивым почерком регистрировались рождения и смерти животных, урожаи, необычные погодные явления. На следующий день после встречи с Робертом Лордом Клэр встала очень рано и пошла в центр полиграфии, несмотря на то что у нее там был выходной, и закончила оцифровывать, распечатывать и переплетать дневник для отца. Она это планировала уже буквально годами. Потом она отправилась в свой дом детства, откуда отец грозился съехать, и ела отруби, глядя, как отец перелистывает новенький и совершенно разборчивый дневник, который она даже проиллюстрировала фотографиями Западного Техаса из интернета. Пока отец читал, его губы сложились в тонкую линию, и уже по ней Клэр знала, что он тронут до слез. «Спасибо, зайка», – сказал он, пролистав до конца. Клэр вернулась к себе в квартиру – но все еще было девять утра. Она не рассказала отцу о визите к Роберту Лорду. Она вообще не заговаривала о досье с тех пор, как он его вручил. Она понимала, что, поведав о сожалениях ее матери, отец уже сказал больше, чем сказал бы, будь его воля. Его отказ касаться этой темы Клэр не волновал, а вот колебания матери мучили. Не волновала Клэр и ее такая разная реакция на родителей, хоть она и понимала, как это нечестно.

Когда позвонили с неизвестного номера, Клэр ответила только потому, что вышла из душа, ослепнув от пара. Грубый голос, попросивший к трубке Клэр Кэмпбелл, напугал неузнаваемостью и бесконтекстностью. Растрепанная, она заворачивалась в полотенце. Теперь, когда скончалась мать, ей уже никто не звонил так рано. Когда она поняла, кто это, первой реакцией стал страх, что она его чем-то обидела. Откуда у него ее номер? Ну конечно, она сама же его и оставила в администрации, когда договаривалась о встрече, но это она вспомнила уже потом.

– Мне жаль, что наш разговор закончился так, – сказал он. Его голос будто пролезал в трубку, как великан, протискивающийся в дверь. – В школе ты застала меня врасплох и не оставила