Сьюзен Чой
Упражнение на доверие
© 2019, Susan Choi All rights reserved
© Карпов С., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Эвербук», Издательство «Дом историй», 2024
* * *
Водить не могут оба. Дэвиду будет шестнадцать в следующем марте, Саре – в следующем апреле. Сейчас начало июня, и для обоих что шестнадцать лет, что ключи от машины – все далеко. От лета осталось еще восемь недель – и кажется, что это целая бесконечность, но чутье им подсказывает, что это не так уж много и пролетит быстро. Чутье всегда ужасно раздражает, когда они вместе. Оно говорит только, чего они хотят, а не как это получить, и это просто невыносимо.
По-настоящему их любовь расцвела этим летом, но пролог тянулся весь прошлый год. Всю осень и весну прошлого года они жили только относительно друг друга, и все негласно считали их дуэтом. Она не проговаривалась, но повсеместно чувствовалась – эта натянутая, даже опасная энергия между ними. Когда именно все началось, сказать еще труднее. Оба были опытные – оба не девственники, – а это, возможно, одновременно и торопило, и тормозило события. Когда в тот первый год, осенью, они пришли на учебу, у обоих уже кто-то был – парень или девушка, которые поступили в какие-то другие, более заурядные места. А их школа была особенной – в нее собирали сливки, самых талантливых в конкретных областях из обычных мест по всему городу и даже за его пределами, в далеких одиноких городках. Десять лет назад это было смелым экспериментом, сейчас – элитным заведением, недавно переехавшим в новое дорогое здание с возможностями «профессионального уровня» и «мирового класса». Школа задумывалась так, чтобы обособлять, разрывать те детские связи, которые лучше бы разорвать. Сара и Дэвид смирились с этим как с каким-то важным ритуалом, обязательным для их особенной жизни. Возможно, даже не пожалели нежности для своих рудиментарных парня и девушки перед тем, как расстаться. Школа называлась Городской академией исполнительских видов искусства (Citywide Academy for the Performing Arts), но и они, и все студенты и учителя называли ее сокращенно – и довольно напыщенно – КАПА.
В КАПА первокурсники факультета Театрального Искусства изучали Сценическое Мастерство, Шекспира, Чтение с Листа и – на Актерском Мастерстве – Упражнения на Доверие, причем все это им велели писать с большой буквы, как и подобает всему связанному с Искусством. Видам Упражнений на Доверие нет числа. Для одних надо было разговаривать – они напоминали групповую психотерапию. Для других требовались молчание, повязки на глаза, падение спиной вперед со столов или лестниц в сплетение рук одноклассников. Почти каждый день они лежали на спине на холодном кафеле – намного позже Саре скажут, что в йоге это называется позой трупа. Мистер Кингсли, их учитель, расхаживал между ними, как кот, в мягких кожаных тапочках с узкими мысками и читал мантру осознания тела. Пусть осознание вольется в ваши голени, медленно заполнит их от лодыжек до колен. Пусть они станут жидкими и тяжелыми. Хоть вы и чувствуете каждую их клеточку, окутывая своим обостренным осознанием, вы их отпускаете. Отпускайте. Отпускайте. Сара поступила в школу благодаря монологу из пьесы Карсон Маккалерс «Участница свадьбы». Дэвид, когда-то ездивший в театральный лагерь, сыграл Вилли Ломана из «Смерти коммивояжера». В первый день мистер Кингсли вошел в класс как нож – он умел передвигаться бесшумно, крадучись, – и, когда они затихли, то есть почти сразу, обдал их таким взглядом, что Сара до сих пор может воскресить его в памяти. Казалось, в нем смешались презрение с вызовом. «Как по мне, все вы пустое место, – сверкнул взгляд, как холодной водой окатил.
А потом поддразнил: – Или я ошибаюсь?» «THEATRE», – написал мистер Кингсли мелом большими буквами на доске. «Вот как пишется „театр“, – сказал он. – Если на экзаменах напишете theater через ter, завалите курс». На самом деле вот это были его первые слова, а не презрительное «все вы пустое место», как вообразила себе Сара.
Сара ходила в своих фирменных голубых джинсах. Хоть она их купила в обычном торговом центре, ни у кого таких не видела, они были только ее – облегающие, с вышивкой. Швы бежали завихрениями и узорами по всей заднице, спереди и сзади бедер. Больше никто не носил джинсы с узором; девчонки носили «левайсы» с пятью карманами или легинсы, парни – те же «левайсы» с пятью карманами или недолгое время – брюки-парашюты в стиле Майкла Джексона. Однажды на Упражнениях на Доверие – может, под конец осени, тут Дэвид и Сара сами не помнили точно; не обсуждали это до самого лета, – мистер Кингсли выключил свет в их репетиционном зале без окон, погрузив их в замкнутую кромешную тьму. В одном конце прямоугольной комнаты находилась приподнятая сцена, где-то полметра от пола. Когда свет погас, они услышали в абсолютной тишине, как мистер Кингсли проскользил вдоль противоположной стены и поднялся на сцену, края которой теперь тускло обозначал светящийся скотч – парящий пунктир, словно тонкое созвездие. Еще долго после того, как привыкли глаза, они не видели ничего, кроме этого: тьма, как в утробе или могиле. Со сцены раздался строгий тихий голос, лишавший их всех прожитых лет. Всех знаний. Они слепые новорожденные и должны рискнуть отправиться во тьму, чтобы что-нибудь найти.
А значит, ползком, чтобы не ушибиться, и подальше от сцены, где сидел он и слушал. Они тоже пристально прислушивались и – как ограниченные, так и раскрепощенные прячущей их тьмой – рискнули рискнуть. Расползающийся шум шороха и шуршания. Репетиционная была небольшой; их тела тут же встретились и отпрянули. Он это услышал или предположил. «Здесь со мной, в темноте, есть другое существо? – шептал он, чревовещая за их тайный страх. – Что есть у него – что есть у меня? Четыре конечности, которые несут меня вперед и назад. Кожа, которая чувствует холодное и горячее. Шероховатое и гладкое. Что это такое. Что такое я. Что такое мы».
А значит, не только ползать – но и трогать. Это не просто разрешалось, это поощрялось. А то и требовалось.
Дэвид удивился, как много может узнать по запаху – чувству, о котором никогда не задумывался; теперь его обоняние бомбардировали данные. Будто ищейка или индейский лазутчик, он оценивал и уклонялся. Кроме него было еще пятеро парней, начиная с Уильяма: с виду –