Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семидесятилетний Хуэй-юань написал трактат. В нем он говорил, что вопрос этот — о почитании монахами императора — поднимался задолго до сегодняшнего дня. И на него были даны ответы. Но снова этот вопрос задается — Хуань Сюанем. Генерал порицает последователей учения Будды, проявляющих высокомерие и пребывающих в безбрежном и туманном, выходящих за пределы данного нам слухом и зрением, пренебрегающих почтением как основой общественных отношений. Лао-цзы, государи и князья есть три Великих начала.
Что такое три Великих начала?
Это Небо, Земля и государь. То есть Лао-цзы олицетворяет Небо, князья — землю, и государь — государя.
В чем их важность?
Они обеспечивают жизнь и способствуют движению всего сущего.
Все благие силы порядка и охраны в государе, как в священном сосуде. Неужто сосуд пуст? Всякий монах живет благодеяниями государя в государстве, его милостью. Как же монах смеет отринуть почитание императора?! К лицу ли ему такая неблагодарность?
Так рассуждал генерал.
Монахи монастыря Приносящего весну фламинго зашевелились, кто-то рек, что этот генерал умен. Лица монахов свидетельствовали о большом интересе к поднятому вопросу. Глаза Чаматкараны выражали удивление и предельное внимание. Таджика Джьотиш слушал, прикрыв глаза и беззвучно шевеля губами.
— Что же ответил патриарх? — вопросил Махакайя, обводя взглядом присутствующих.
— Патриарх отвечал, что и бездонный омут ждет капель росы, которые упадут в него и пополнят. Таковы и его последующие рассуждения. Суть их проста: монахи распространяют учение и проникают в суть вещей, а также содействуют превращениям к лучшему и расчищают Путь — следовательно, в этом они подобны императору.
Таджика Джьотиш раскрыл глаза и посмотрел по сторонам и вверх, как бы отыскивая нечто, пролетевшее мимо.
Махакайя продолжал.
— Императорский двор осуществляет воздаяние по заслугам: одним награды и титулы, другим наказания. Так можно жить. Потакай своему телу и сохраняй жизнь, оставаясь в естественных пределах, лелей свои желания, и они уподобятся саду, слух и зрение дарят возможность путешествия. Так впадают в опьянение мирским и теряют истинную свободу и высшее предназначение. Они во власти «во» — сознания «я», которого на самом деле нет. А есть только «шэнь» — физическое «я». Следовательно, они во власти иллюзий.
Но есть люди, которые ждут иного, ждут веяния ветра, и тогда они вытаскивают шпильку из волос[235]. Такова третья воля. А первые две — создание Небом всего сущего и дарование родителями жизни детям.
Покорившийся третьей воле узнает, что страдания коренятся в его «шэнь» — телесном «я». Нечего его пестовать! Этот источник страданий — тело. Так начинается путь, принявших третью волю. И они уже могут помогать тем, кто пребывает в потоке обыденной жизни. Они ясно видят грязные корни кармы и заставляют мирянина выкорчевывать их, ибо тот опьянен в саду своих заблуждений. Он отрезвляет родных и близких, те — своих друзей, и так благое воздействие распространяется по Поднебесной. А у придворных, рассуждающих о гуманности, способствующих возвышениям и падениям государств и династий, свершения и милосердие — мелкие. Но эти придворные мудрецы получают высокое жалование. Устремления их низки, награды высоки. Таковы признаки государственной справедливости.
Генерал вопрошает далее: государи и князья способствуют Превращениям и проникают в ход всего сущего, как же можно отрицать Превращения?
Хуэй-юань ответствовал, что Великое Превращение неостановимо. И те, кто участвуют в нем, ширят и множат свои чувства и воплощения, которые и оборачиваются бременем. В сутре сказано, что нирвана — не место Превращений, они там заканчиваются, а поток дел несет преступления и горести, и человек погрязает в них.
Небо и Земля всесильны, но не властны над смертью. Князья и государи славны своими подвигами, но не в силах избавить людей от страданий. Монах же орошает это засушливое поле отчаяния своей жизнью и поучениями. И в растрескавшейся земле пробиваются ростки надежды. На что? На жизнь, ведущую к прекращению страданий. Так неужели монах не равен императору?
Махакайя замолчал. Было слышно, как завывает ветер во дворе. Монахи обдумывали сказанное.
— И тому одинокому настоятелю монастыря Ирина я хотел бы передать светлую весть Хуэй-юаня. Он не должен был мучиться, приняв подарок правителя, каким бы тот ни был, ибо истинный лотос все осветляет. А патриарх Хуэй-юань создал как раз учение «Белого лотоса».
Монахи задвигались, покашливая, вытягивая шеи, чтобы получше разглядеть наставника.
— Учение «Белого лотоса»? — скрипуче спросил Таджика Джьотиш. — Что это такое? Разве мало «Лотосовой сутры»?
Махакайя рассказывал, что, достигнув преклонных лет, патриарх претворил чан шоу — долголетие, которым так были озабочены последователи учения дао, в идею возрождения в Чистой земле Амитабхи. И со своими любимыми учениками он дал обет пред образом Амитабхи всем вместе возродиться в Чистой земле и для этого приложить все усилия. Жизнь их должна была уподобиться лотосу. Ибо и Чистая земля такова: чиста, как лотос. И никакой трон, никакой закон не может быть выше и чище, а следовательно, обычная жизнь и мир уже не властны над монахом, как властны над мирянином.
— Я посвящен в «Белый лотос» патриарха Хуэй-юаня, — сказал Махакайя, — и мог бы передать этот Лотос одинокому настоятелю монастыря Ирина взамен того, украденного.
— Но зачем ему надо было пускаться вдогонку за вами? — спросил кто-то из монахов.
— Как ты не понимаешь? — подал голос Таджика Джьотиш, оборачиваясь к тому монаху. — Дабы искоренить грех. А ради этого можно проделать и еще длиннее путь, верно, уважаемый? — закончил он, уже обращаясь к Махакайе и взглядывая на него исподлобья.
— Верно, — отвечал Махакайя. — Неточность сутр тоже следует исправлять, как и нравы. Поэтому я и вышел из Поднебесной.
— Как же вы поступили с тем вором и лотосом? — спросил Чаматкарана.
— С Тумиду мы расстались в том же городе. А лотос еще предстояло донести до Варанаси. Следующая ночь застигла нас в долинке шумной реки, и, хотя не так далеко виднелся город, мы решили остановиться там, потому как устали от людных мест и чувствовали омраченность. Надо было предаться дхьяне. Так и сделали. Поставили шатер, подаренный нам каганом, напоив верблюдов и Бэйхая, пустили их пастись. Совершили омовение и в вечерних лучах под пение птиц начали читать «Лотосовую сутру».
В воздухе звучали слова сутры: «…В это время Будда, испустив свет из пучка белых волосков между бровей, озарил восемнадцать тысяч миров на востоке, и нет места, где бы этот свет ни распространился: внизу —
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- От Петра I до катастрофы 1917 г. - Ключник Роман - Прочее
- Лучшие книги августа 2024 в жанре фэнтези - Блог