— Ты мне угрожаешь?
— Нет. Я подожду решения.
— Не будет…
— У тебя есть слабые места…
— Нет.
— Я знаю некоторые…
— Вы, двое, марш из комнаты. Сейчас же!
Мерзавец оттолкнул мальчика от стола, почти уронил его на пол. Пихнул стул, толкнул еще что-то. Он был взбешен, но нельзя было показать это. Надо быть справедливым. Он хотел справедливо уничтожить эту неповоротливую женщину, которая двадцать три года не догадывалась, что ее ненавидят. Двадцать три года потребовалось ей, чтобы осознать, что ее не хотят. Ни ее, ни ее детей. Она могла разбить всю его жизнь, но не догадывалась этого сделать. Большинство людей живут, ни о чем не задумываясь. Девяносто процентов людей на этой планете вообще не думают. На них держится мир! Именно ради этих девяноста процентов развивается наука, техника, традиции, культура. Потому что недумающие покупают, едят и размножаются. Пусть живут! И Мерзавец сменил тон.
— Ты сердишься на меня, потому что я не уделяю вам достаточно времени, но я работаю на благо нашей семьи. Эмми выйдет замуж, я надеюсь… Нужно, чтобы у них был свой дом…
— Речь не об этом, — прервала его жена.
— А о чем?
— У тебя есть любовница.
— Ерунда!
— Но и это неважно. Вы оба изменяете.
— Полная ерунда!
— Мелочи.
— Потому что не могу докопаться до крупного. Если я смогу… Будь со мной, и ты не пожалеешь об этом. Если я попаду во власть, у тебя будет все, о чем только можно мечтать… И о чем нельзя. А про любовницу — это ерунда.
— Меня это не интересует.
Он не хотел разводиться, чувства тут были ни при чем. Так ему было удобно. Разведенные люди не вызывали доверия… Конечно, все притворялись, что доверяют им, но в сущности думали о другом. Искали, в чем они провинились. И находили.
— Я скопил немного денег… Мы съездим отдохнуть.
— Я не хочу.
— В Швейцарию.
Его жена подняла глаза от стола и посмотрела в окно. Стекла были чистыми, но ничего не было видно. Она ничего не видела. Не было ничего, на что можно было бы посмотреть.
— На обратном пути мы объедем всю Европу. Проедем через Румынию… Ты не была в Румынии.
— И в Албании не была.
— Съездим и туда.
Он не понял иронии, не ощутил подвоха, не почувствовал укора. Его кожа не пропускала нюансов эмоций. В своей прошлой жизни он, скорее всего, был бегемотом или тибетским буйволом.
Часть 2
Фанни сидела в кабинете очередного врача и рассматривала стены. На них не висело ничего примечательного. На подоконнике было много цветов, земля в горшках мокрая. Сестра притворялась работающей на компьютере, а сама раскладывала пасьянс.
— Говорят, что он хороший доктор… — попыталась разрядить обстановку Фанни.
— Эх.
— Наверное, у него есть выздоровевшие пациенты… с этой болезнью…
— Наверное… С Божьей помощью, — сказала сестра, не отрывая взгляда от монитора.
— Значит, на доктора не стоит особенно рассчитывать?..
— В каком смысле?
— Если с Божьей помощью?
— Эх.
И Фанни замолчала. Не имело смысла обсуждать Божьи дела. Она же была не в кабинете Господа.
Она оценила состояние цветов, стен, мебели и простынки. Она встала.
— Я подожду за дверью.
— Пожалуйста… — пробормотала сестра, потому что пасьянс ее замучил.
Фанни решительно направилась к двери, открыла ее и столкнулась с доктором. В коридоре мелькнули лица Уси и Лили. Они выглядели чужими. Все было незнакомым. Как во сне. Странно. На окнах висели тюлевые занавески. На окнах в коридоре. Нелепые тюлевые занавески. Фанни увидела это и снова вошла в кабинет врача. Сестра заметила, что вошел доктор, и продолжила бороться с виртуальными картами.
— Садитесь, — сказал очередной доктор.
— Спасибо, — очередной раз поблагодарила Фанни и села.
— Ситуация не блестящая, но и не фатальная… Что-то странное…
— Метастазы?
— Нет. Новых метастаз нет. Только старые… Попробую объяснить. Опухоль погружается во что-то похожее на капсулу и прекращает расти… Каждую капсулу можно удалить…
— Я все еще больна?
— Да. Но излечимо. Я вас прооперирую. На следующей неделе.
— Я уезжаю. Прооперируете, когда вернусь.
— Уезжаете! Куда?