и в другие страны. Они даже бывали в Африке на охоте.
Он хотел быть одним из них.
Смотрел на своих похожих друг на друга родственников и ненавидел их.
Он хотел, чтобы им восхищались.
И тогда он начал читать время. Он читал его медленно, внимательно, следил за знаками препинания.
И стал редактором газеты.
Потому что хотел иметь прибыль. Выгода — это блага. Что-то сладенькое. Сладенькое, за которое не надо платить. Как мед. Пчелы работают. Какие-то люди собирают мед, а другие его едят. Из банок. Благодать. Блага.
Редакторы, писатели, поэты и другие пишущие ездили по одинаковым деревням и городкам. Ели и пили там. По бородам текло и в рот попадало, и на одежду. Потом укладывались спать на специально отведенных для этого местах. Еда и выпивка — это такое утомительное дело. Во время еды надо было доказывать другим жующим, что ты самый лучший, что ты им равный. Чтобы они не вытолкали тебя из-за стола… Были и такие, которые написали всего несколько слов, хорошо, что слова не измеряются в килограммах.
Тяжело добраться до сладкого места.
Он тоже трудно добирался.
Понял, что с писательством не выходит. Попробовал переписывать и записывать. Получилось. И только-только начал есть и пить до отвала, как времена сменились.
Конец одинаковым людям! Конец благам! Каждый сам за себя!
Это его напугало. Он сразу же уволил половину сотрудников редакции. Все, кто из деревни, пусть возвращаются в нее и становятся такими же, как все. Немедленно!
Ничего не поменялось.
И он начал размышлять и прикидывать.
Он повесил свое деревенское происхождение на видное место. Повесил не как медаль, а как щит. «Я из деревни. Мы — простые люди, но честные и работящие!»
— Давайте сохранять культуру, письменность… Давайте восстанавливать истину. Давайте будем справедливыми…
Так говорил этот человек и скупал квартиры. В центре. У стариков. Одиноких, обиженных. Чтобы восстановить истину. Чтобы рассказать об их жизни. Но они умирали и не дожидались этого. А квартиры оставались. Пустые. Вот этот человек и уволил Фанни. Он ремонтировал оставленные ему квартиры и продавал их. Деньги согревали его душу и были как спасение. Тогда он захотел власти. У этого человека тоже было имя, но никто не произносил его. Даже его жена. Даже двое его детей. Даже его собака. А он терпел присутствие собаки не потому, что любил животных, а чтобы поддержать свой образ хорошего человека. Такие люди должны заботиться о животных. Так принято. Но это неправда.
Справедливость — это единственное чувство, которое появляется с рождением. Чтобы появились другие, нужно время. Справедливость можно считать инстинктом выживания. Она есть у каждого. И работает на человека. Думаете, это субъективно? А что еще надо?
Масло на белой скатерти, подгоревшие гренки из черного хлеба, три ножа из нержавейки, треснувшая тарелка, четыре чашки чая…
Грустная женщина намазывает масло на хлеб, молчит и подавляет в себе какую-то застаревшую обиду.
Два сердитых ребенка жуют бутерброды с чаем. А герой нашего времени, которого для краткости мы назовем Мерзавец, жует кашу и наставляет свое семейство. Потому что так принято в жизни.
— Просто не знаю, как вы будете жить, если меня не будет! Нельзя быть такими тупыми! Пусть другие будут глупцами. А мы не имеем на это права. Надо быть… хитрым. Ваш дед был таким. Три поля купил за тридцать левов. Я хитрый. Адвокат мне платит, чтобы работать у меня!
Вдруг печальная женщина подняла голову и посмотрела ему в глаза. Там она увидела обнаженную гордость. Она покачала головой и продолжила намазывать хлеб. Дети жевали, не понимая, о чем идет речь.
Этот день мог закончиться так же, как остальные, но женщина сказала:
— Я подала на развод.
Мерзавец старательно вычистил тарелку и поставил ее в раковину. Открыл кран и залил водой, чтобы она не засохла.
— Ты особо не заносись! Куда ты денешься, когда разведешься?
— Ты уйдешь. А мы с детьми останемся здесь.
— О чем ты думаешь? Будешь рядом со мной, будешь наслаждаться жизнью.
— Я уже понаслаждалась. Хочу, чтобы тебя не было в моей жизни. Ты травмируешь детей.
— Ты совсем свихнулась? Это я-то травмирую детей? Они такие тупые и неповоротливые, что успеют состариться, прежде чем поймут, что такое травма. Ты что, слепая? Этот не умеет писать! А та не знает, чего хочет от жизни. В таком возрасте! Ты где хочешь учиться, Эмми?
— На философском.
— Вот! Что я говорил! Философ! Ты слышала, чтобы женщины были философами? Как негр-горнолыжник! Помой за собой тарелку, Эмилия!
— Я не хочу с тобой спорить. Я просто сказала, что подала на развод. Все.
— Ну и валите отсюда.
— После решения суда.
— Оно будет не в твою пользу.
— Посмотрим.