Читать интересную книгу Связанный гнев - Павел Александрович Северный

неожиданно задал хозяину ошеломивший вопрос: – Где у вас имеется удобный диван?

– В парадном зале, у меня их не один. Желаете прилечь?

– Нет, просто расслабиться после столь обильного чревоугодия.

– Не обессудьте. Чем богат, тем и рад.

– Что вы, угостили на славу. Я даже, кажется, перепил. Где ваш парадный зал?

– Пожалуйте в эту дверь.

Небольсин направился за хозяином и остановился на пороге раскрытой двери.

Зал был голубой. Опять в зеркалах и с множеством старинных портретов в золоченых рамах, среди которых преобладали дамы в пудренных париках, сановники в пышных мундирах и бравые военные в мундирах петровских лет.

Заложив руки за спину, Небольсин не спеша обошел зал, рассматривая портреты, и, подойдя к Дымкину, начал раскатисто смеяться. Дымкин, не понимая внезапную веселость гостя, спросил:

– Чем развеселились?

– Знатностью ваших предков.

– Да это же для красоты.

– Для красоты? И где вы набрали их такое множество?

– Купил у игумена единоверческого Воскресенского монастыря. Он совсем под боком у Сатки.

– А в монастыре они каким образом оказались?

– А черт их знает. Игумен при покупке заверял меня, что это знатные родичи заводчика Кнауфа, продавшего Саткинский завод казне чуть ли не перед Отечественной войной.

– Ничего не скажешь. Особы на портретах действительно важные. Вот эта старуха, например, похожа на вас.

– Шутите.

– Неужели станете отпираться, что не выдаете их за своих предков, нагоняя страх на скромных людей?

– Конечно, иной раз портреты помогают добывать к себе уважение. Люди в старинных мундирах завсегда вызывают к себе почтение.

– Да вам палец в рот не клади.

Небольсин сел на диван, обитый зеленым сафьяном с золотым тиснением, и с удовольствием утопил себя в его мягкости.

– Ну хорошо! Довольно тратить по-пустому время. Я теперь окончательно убедился, что вы ловкач и при этом очень скользкий. В Златоусте жандармский ротмистр уверил меня, что с вами иметь дело можно, но все же быть настороже.

Дымкин, нахмурившись, засунул руки в карманы прошелся по залу и, подойдя к Небольсину, сказал:

– Тиунов, Орест Михайлович, не велика птица. Но дозвольте сказать, что и о вас я тоже кое-что распознал. Конечно, не теперь, а раньше, и не у жандармского офицера, а у уфимского вице-губернатора. Ведь должен же я знать дыхание видных особ в крае?

Небольсин прикрыв глаза спросил:

– Что же вы узнали интересного обо мне?

– Узнал, к примеру, что родитель ваш покойный оставил на Каменном поясу не шибко добрую славу. Узнал, что до сей поры в крае живут люди, кои помнят его, когда он продавал их в крепость нашим заводчикам, а посему Богу о его загробном покое не молятся.

Небольсин, открыв глаза, зло выкрикнул:

– Дымкин, не забывайтесь!

– Вы, барин, на меня не покрикивайте. Барин-то вы барин, но сейчас гость в моем доме. Это во-первых. Во-вторых, вам без меня в задуманном деле не обойтись, хотя за вами и маячат знатнейшие особы. А главное, нельзя вам на меня покрикивать еще и потому, что не вы мне, а я вам надобен. Без меня понапрасну будете обивать пороги промышленников. Я, конечно, не такой богатей, как Влас Воронов, но все же личность на Южном Урале с необходимым весом у тех, у кого со мной одно сословие. Кроме всего, ноне даже сам царь-батюшка нам, купцам, больше верит, чем дворянам. Конечно, вы, господин Небольсин, не из тех дворян, кто к престолу спиной оборачивается. Вы даже со Столыпиным знакомы, за коего ноне Россия нашего сословия Господа молит ради ниспослания ему трезвого разума в борьбе со всякой крамолой супротив государственной власти.

– Кто вам сказал, что со Столыпиным знаком?

– Не все ли вам равно, от кого это мной узнано, ежели это сущая правда? С Осипом Дымкиным окриком нельзя дружбу крепить. Я ведь всяких окриков в жизни наслушался, покедова сам стал на людей покрикивать, глаз прищуривая. Нехорошо, Орест Михайлович, будучи гостем, про учтивость позабывать да посмеиваться, что на стенах у меня портреты чужих предков висят. Вот вы, барин, а, однако, не гнушаетесь со своих должников высокие противозаконные проценты взимать. Аль не правда? Я к вам по-хорошему и вовсе по-дружески расположился, а вы решили себя передо мной в дворянском обличии выставить.

– Ну мало ли. Сами виноваты. Напоили. А выпивши, кто не чудит?

– Больше вас пил, от приятности, что гостем вы у меня, а уважения к вам не утерял.

– Перед Бахусом у вас крепкая натура.

– И вы, Орест Михайлович, не заморыш.

– Забудем неприятную размолвку.

– Извольте! Прячу свое самолюбие в карман, ибо у нас с вами большое дело задумано.

– Вот и отлично. Я действительно выпил лишнего. Какими же новостями порадуете? Надеетесь на удачу?

– Не без этого. Только пока на мой крючок ловится мелюзга. А ведь мне хочется взять в руки для нашего дела достойные угодья с золотыми песками и жилами. Я ведь мечтаю о промыслах Соньки Сучковой и Гришина.

– Осип Парфеныч, это просто замечательно, но…

– Знаю, что передо мной в этом деле не одно «но» встанет. Однако, уповая на Господа и памятуя, в какое время живем, утешаю себя мыслью кое-что придумать дельное. Если бы промыслы Сучковой были в руках Олимпиады Модестовны, без труда подобрал бы к ним заветный ключик. Но должен признать, что внучка ее Сонька с отцовским царьком в голове. И друзья у нее неплохие.

– Имеете в виду господина Новосильцева?

– Имею. Но крепче его орешек ее доверенный Лука Горбун да сынок Власа Воронова, Володька. Да много друзей у нее наверняка и в столице. Чать, не зря там грамоте обучалась. Все это со счет ударом пальца не скинешь. Но повторяю, что, памятуя в какое время живем, надеюсь порадовать вас кое-чем, но только нужно время.

– Заинтересовали меня. Даже хмель потом на лбу вышел. Может быть, скажете, что задумали? Ну хотя бы с наметкой плана познакомьте. Осип Парфеныч, прошу, вы же способны на выдумки, и я в этом не сомневаюсь.

Дымкин, глядя на Небольсина, рассыпался смешком, но разом нахмурившись, сказал:

– Не сомневаетесь, стало быть, во мне?

– Конечно нет.

– Так слушайте. Есть у меня мысль, чтобы стреножить Соньку Сучкову.

– Слушаю, Осип Парфеныч.

– К замыслу нашего дела надо революционную крамолу примешать.

Небольсин от услышанного встал на ноги.

– Как вы собираетесь это сделать?

– Вот этого, Орест Михайлович, пока еще не решил.

– А не опасно?

– Ногу можно и на ровном месте подвернуть. Я, в лес заходя, о страхе перед волками не думаю. А вот вы на нервы чувствительный. Опасаетесь, чтобы не дай бог конец порвавшейся веревки по вас не хлестнул. Опасаетесь, прослышав о промашке