слыхала, братцы, – заговорила Клавдия, – деду Зотию на Отрадном прииске видение было.
– Какое такое видение? – спросила Бурлачка.
– Знамение-видение. Явился Зотию апостол Андрей Первозванный да велел народ уводить с этих мест. Потому будет мор на ребятишек.
– Пустое слышала, Клаша. У меня Зотию веры нет. С пьяных глаз чего не приснится, – сказал Савич.
Татарин Ахмет, вздыхая временами, шлепал себя ладонью по лбу. Сорокин спросил его:
– За что лоб наказываешь?
– Понимаешь, вспоминай, вспоминай, а толку нет.
– Тогда хлещи, может, выбьешь толк.
– Так как решим, мужики? – спросил Михалыч.
– Ты погодь, – заговорила Бурлачка, – словами про недоброе на мужиков не напирай. Не у них главное слово для решения, а у нас, у баб. На промыслах всякий мужик норовит за бабий подол держаться. Бабы судьбу жизни решают. Вот, к примеру, меня возьми. У любого человека рабочего по уезду спроси, как я в пятом году за рабочую волю молотилась с фараонами. Всем ведомо, как меня ингуши нагайками молотили да не убили. Отлежалась. А отлежавшись, выдернула жердь из прясла да шестерым насильникам ноги-руки покалечила. Годик за это тюрягу боками сушила. Здешние бабенки пострашнее иноземцев. Так думаю. Никто нас отселева не сгонит, если бабы за свою судьбу восстанут. Не согнуть нас в бараний рог. Пробовали. Зовешь к сибирскому золоту, а сам его мыл? За сказ про грядущую беду спасибо. Но мы своих умных людей спросим. У нас есть такой человек. Для рабочего вроде Николы-угодника.
– Кто такой?
– Лука Пестов.
– Хорош заступник. Он же хозяйский доверенный.
– Молчи, шайтан! – заорал на Михалыча, сжав кулаки, татарин. – Узнал!
– Кого узнал? – спросил Сорокин.
– Его, шайтана. Врет про Сибира. Кыштым его Сибира. Волосы постригай. Зачем врешь?
– Позволь, чего орешь? – растерявшись, защищался Михалыч. – Чего порочишь человека? Заступитесь, братцы!
Но татарин схватил пришельца через стол за руку и дернул к себе. Со стола полетели, раскалываясь на земле, миски. Татарин кричал:
– Зачем люди пугал? Зачем врал хороший люди?
Сорокин хотел оттащить татарина от Михалыча, но тот крепко держал его:
– Говори всем, кто велел тебе врать люди?
Михалыч, вырвавшись, побежал к речке, но по пути Эсфирь подставила ему ногу и он, запнувшись, упал. Хотел подняться, но его уже держала за шиворот Бурлачка.
– Сказывай, кем подослан?
– Речкам топить его! – кричал татарин.
– Позвольте сказать! Не топите! Все скажу!
– Правду говори!
– Самую истинную! Господин Дымкин велел мутить народ. Я сам парикмахер. В Кыштыме совсем недавно. Дымкинский приказчик пятерых заслал в народ.
– В речкам топи его, шайтана!
– Нет, Ахмат, топить не станем. Мы его на промыслах на поводке станем водить. Пусть поглядят люди, как мутят народ хозяева из-за склоки промеж собой.
– Топи его!
– Да не горячись, Ахмет! – успокаивал татарина Сорокин.
– Как не горячись! Кровь во мне живой! Слыхал, как врал!
– Эх ты, погань. На темноту нашу надеялся? Запри его, Бурлачка, до утра в чулане.
– Не надо. Лучше избейте!
– Нет! Пусть народ тебя осудит.
– Простите, сердешные. Сдуру продался окаянному Дымкину.
– Молчи, – Бурлачка поволокла Михайлыча к избе, приговаривая, – смотри, тихонько дыши в чулане, а то сама втопчу в землю за поклеп на Луку Пестова.
5
Орест Михайлович Небольсин появился в Сатке дня за три перед любительской постановкой «Бесприданницы». Приехал в сопровождении солистки цыганского хора Клеопатры и трех цыган-гитаристов. Остановился он у своего давнего знакомого управителя завода Всеволода Павловича.
В первый же день по приезде Небольсин развил кипучую деятельность, нанеся визиты видным местным интеллигентам. В сопровождении Осипа Дымкина он побывал у промышленников и купцов, имеющих то или иное отношение к добыче золота.
Не миновал он и дома Сучковых, но без Дымкина. Приняла его Олимпиада Модестовна. Старуха сетовала, что внучка по легкомыслию, увлекшись спектаклем, забросила все хозяйские дела, отдав их в руки доверенного Пестова. Но Пестова в Сатке не оказалось: он срочно уехал на промыслы. Сожалела, что сама, совершенно устранившись от дел, не может вести с гостем никаких деловых бесед…
В день спектакля за утренним кофе Небольсин предложил любезным хозяевам устроить у себя званый ужин для участников спектакля и для лиц, коих они пожелают пригласить. Его предложение особенно понравилось хозяйке Вере Григорьевне, вдохновительнице и режиссеру спектакля, ибо она надеялась пением цыганки доставить гостям редкое для этих мест удовольствие…
Дом управителя Саткинского завода старинный. Построен в годы императрицы Елизаветы. Его теперешние хозяева старались в его внутреннем облике сохранить все то былое, что им удалось в нем застать, когда они еще довольно молодые двадцать лет назад перешагнули его порог. Комнаты в нем обширны с расписными потолками. Церемонная мебель с изяществом своих форм и очертаний тех ушедших лет, память о которых теперь только на страницах истории.
После обеда Небольсин и Всеволод Павлович вели разговор в палевой гостиной, стены которой украшены изрядно выцветшими гобеленами.
В окна светили стрелы последних лучей майского заката, раскидав на полу кружевные тени от оконных штор.
Небольсин, заложив руки за спину, ходил по комнате и говорил сидевшему в кресле хозяину:
– Просто не узнаю вас, Всеволод Павлович. За последние годы, что мы с вами не виделись, вы, простите, стали каким-то махровым националистом. Вернее, типичным русским интеллигентом.
– Вы не правы в оценке меня. Я просто патриот своей страны с надежным запасом национальной гордости. Да, интеллигент, но только не модный, не чеховский. Живя в Сатке, не вздыхаю назойливо о Москве, а когда особенно начинаю скучать о ней, сажусь в поезд и еду.
– Но мы отвлеклись от главной темы нашего спора.
– Мы не спорим. Мы делимся мнениями. И я не соглашусь с вашим мнением. Повторяю, Орест Михайлович, я отнюдь не против технического прогресса в горнозаводской и золотой промышленности. Я только решительно возражаю под видом этого прогресса протаскивания в отечественную промышленность иностранных капиталовложений, в которых у нас на Урале нет необходимости. Наши промышленники располагают огромными средствами.
– Но держат их в своих кубышках, тогда как империя после недавней войны нуждается в средствах.
– Вы преувеличиваете. С уральских богатеев для войны тоже кое-что взяли, хотя не спросили их мнения о нужности войны с японцами. Кроме того, надо быть справедливым. Вы-то ведь знаете, что немало технических новшеств введено на уральских заводах, особенно на казенных, беда только в том, что эти новшества плохо используются на деле.
– А почему это происходит? Из-за нашей косности. Из-за нашей привязанности к доморощенным умельцам. Пора все это искоренять, чтобы страна могла шагать в ногу с заграницей. Пора вспомнить годины Петра. И разгонять мрак в стране электричеством. Ибо яркий свет заставит и в разумах находить новый свет. Нужен размах, а для него