Чтобы подтвердить назначение Гагарина на роль первого космонавта, в большом зале было проведено заседание государственной комиссии. Это назначение было утверждено еще два дня назад теми же людьми, но за закрытыми дверями. Теперь всю процедуру следовало «воспроизвести» на камеру, опять же для будущего использования в фильмах, прославляющих первый в мире космический полет. Суворов снова приготовил и установил свои камеры. На этот раз в зале были микрофоны, чтобы записать каждое слово. «Выступающих будет много, – сказал Королев Суворову, – время выступлений ограничивать не будем. Это история!»[443]
Королев не шутил. Выступающие вставали из-за стола один за другим – каждый хотел внести свой вклад в историю. Находившиеся в зале 70 человек слушали и рукоплескали им – это был настоящий «концерт» больших шишек, как написал в дневнике Суворов, включая главных конструкторов, министров, офицеров ВВС, офицеров РВСН, представителей Академии наук и Коммунистической партии, перекличка сильных мира сего, – и все они собрались там, чтобы услышать, как Гагарина объявят будущим первым космонавтом мира. «Корабль готов, вся аппаратура и оборудование проверены и работают отлично!»[444] – объявил Королев, не до конца искренне, под мерное жужжание кинокамеры. Дата и время запуска были наконец назначены – на утро 12 апреля, меньше чем через двое суток после этого заседания. Опять Каманин встал, чтобы объявить, что все шестеро космонавтов прошли тренировки и полностью подготовлены к полету, но, поскольку только один из них может быть отобран, «командование ВВС рекомендует первым для выполнения космического полета назначить старшего лейтенанта Юрия Алексеевича Гагарина», а Титова в качестве «запасного пилота»[445]. Государственная комиссия вновь единогласно приняла это предложение. И вновь Титов попадает в объектив Суворова – он сидит неподвижно все с тем же отсутствующим взглядом.
Им обоим – и Титову, и Гагарину – пришлось встать и тоже произнести речь. Но, конечно, внимание всех в зале притягивал Гагарин. «Как же он молод! – отметил позже Суворов в своем дневнике. – Как мальчик с этой своей завораживающей улыбкой и очень добрыми глазами… Он сегодня говорит медленнее, чем обычно, тщательно подбирая слова, и это выдает его глубокие чувства»[446]. Зал зашумел, когда поднялся Гагарин.
Разрешите, товарищи, мне, – сказал он, – заверить наше Советское правительство, нашу Коммунистическую партию и весь советский народ в том, что я с честью оправдаю доверенное мне задание, проложу первую дорогу в космос. А если на пути встретятся какие-либо трудности, то я преодолею их, как преодолевают коммунисты[447].
А затем, поскольку в камере посередине речи кончилась пленка, Титову пришлось наблюдать, как он произносил все это еще раз.
24
Путь к стартовой площадке
11 АПРЕЛЯ 1961 ГОДА
Офисное здание компании New House
Вашингтон
Менее чем за сутки после того, как Марвин Калб сдал свой репортаж для CBS, слухи, окружавшие советский космический полет, обросли подробностями и разлетелись по всему миру. Газеты всюду подхватывали эту историю, от Стокгольма («Человек уже в космосе») до Ирана («Весь мир охвачен слухами об успешном полете советского гражданина в космос»[448]), Лондона («Внимание, человек в космосе»[449]) и Нью-Йорка, где Daily News, цитируя «неофициальные источники»[450], утверждала, что «Россия, возможно, уже доставила человека в космос и вернула его обратно живым».
Французский репортер Эдуард Бобровски сообщил даже имя этого человека: судя по всему, это был подполковник Владимир Ильюшин, сын знаменитого советского авиаконструктора, и, если верить Бобровски, летал он вовсе не накануне, а еще в марте и к тому же пострадал во время полета, точнее пережил нервный срыв в результате пребывания в космосе. Тем временем московский корреспондент британской коммунистической газеты Daily Worker Деннис Огден тоже готовил материал для завтрашнего номера, в котором утверждал, что полет на самом деле состоялся три дня назад, 7 апреля, и что космонавт трижды облетел Землю на корабле с названием «Россия»[451]. И так без конца, каждый репортаж добавлял к истории новые неподтвержденные, но захватывающие подробности и яркие штрихи. Байка о корабле «Россия» и загадочном состоянии Ильюшина захватывала страну за страной подобно лесному пожару и стала, как мы бы сказали сегодня, вирусной. Не помогало и то, что Советы не отрицали и не подтверждали приводимые в репортажах факты, доводя иностранных корреспондентов в Москве, особенно симпатизировавших режиму вроде Денниса Огдена, до горячечных фантазий.
Кеннеди знал, что Советы близки к тому, чтобы послать человека в космос – чрезвычайно близки. Представители его собственной разведки все время говорили ему об этом. Но они также говорили, что это не может быть Владимир Ильюшин. Такой человек действительно существовал, но он никогда не был космонавтом и, разумеется, никогда не летал в космос – ни в марте, ни 7 апреля, ни в какое бы то ни было другое время. Впоследствии его якобы удалось отыскать на китайском курорте в Ханчжоу, где он находился уже некоторое время и лечил ногу, поврежденную во время аварийной посадки. Но за расползающимися слухами о его «полете» стояла реальность системы, которая систематически и намеренно скрывала или искажала информацию практически обо всем, имеющем отношение к ее космической программе. Погибший космонавт действительно существовал, звали его Валентин Бондаренко, и он сгорел на земле, в сурдобарокамере; существовал и космонавт, внешне похожий на мертвеца, и звали его Иван Иванович – это был манекен, обманувший многих видевших его селян; наконец, существовала и пилотируемая космическая программа, нацеленная на запуск первого человека в космос, только не 7 апреля, а в среду, 12 апреля. Почти наверняка история полета Ильюшина и его травмы родилась из какой-то колдовской смеси всех этих вещей, а затем вырвалась на волю и обрела собственную жизнь.
На следующий день после бейсбольного матча на стадионе Гриффита пламя этого пожара достигло комнаты 214B в новом офисном здании палаты представителей Конгресса США в Вашингтоне, где первый заместитель администратора NASA Хью Драйден отвечал на вопросы Комитета по науке и астронавтике. В середине дискуссии о беспилотных космических зондах NASA ему неожиданно был задан вопрос:
Председатель (Овертон Брукс): Относительно разговоров о человеке там, наверху, что известно на данный момент о русском в космосе?
Д-р Драйден: Мы видели газетные репортажи, которые, я уверен, вы тоже видели. Если судить по ним, мы можем почти с полной уверенностью сказать, что это не более чем слух, основанный на разговорах с русскими таксистами, которые, в свою очередь, говорили с кем-то еще.
Председатель: Обычное русское «достижение»?
Д-р Драйден: Насколько нам известно, это всего лишь слух.
Член палаты Уолтер Меллер: Но история получилась хорошая.
Д-р Драйден: Да[452].
Но хотя Хью Драйден отмахнулся и от самой этой истории, и от русских таксистов, помогавших ее распространять, настоящая ракета уже стояла на стартовом столе площадки № 1 Тюратама, залитая светом мощных дуговых прожекторов и смотрящая прямо в ночное небо, а на следующее утро, сразу после 9:00 по московскому времени, настоящий космонавт Юрий Гагарин надеялся отправиться на этой ракете в полет и совершить первую попытку человечества вырваться за пределы Земли.
Первый шаг на этом пути был сделан в тот день несколько ранее.
Незадолго до рассвета огромные ворота монтажно-испытательного корпуса распахнулись, и Р-7, теперь уже вместе с кораблем «Восток», начала свой двухкилометровый путь к стартовому столу в преддверии завтрашнего пуска. Как и при всех беспилотных полетах, ракета горизонтально лежала на специальной грузовой платформе, которую толкал сзади дизельный локомотив. Чуть быстрее идущего человека вся сборка катилась вперед в холодном предрассветном воздухе: длинное серое тело ракеты с четырьмя громадными боковыми ускорителями, затем серый головной обтекатель, под которым прятался «Восток», и в самом конце – сам скрежещущий, кряхтящий, свистящий тепловоз, абсурдно маленький на фоне гигантской ракеты, которую он толкал. Драматический эффект этого пролога не остался незамеченным теми, кто наблюдал за ним. Одним из таких людей был инженер Анатолий Солодухин. «Идущие рядом