пожалуй, блокбастер 1955 года «Покорение космоса», где командир космического корабля генерал Сэмьюэл Мерритт сходит с ума на пути к Марсу и в приступе религиозной паранойи ставит под угрозу и выполнение задачи, и жизни остальных членов экипажа. Советские космические фильмы, как правило, уделяли меньше внимания безумию и больше советским техническим достижениям, но, как позже писал в своих мемуарах Марк Галлай, «незримая тень»[417] «космического ужаса» все же «витала над кое-кем из нас!».
В этом и заключалась суть проблемы: если дать три цифры кода космонавту заранее, он может в приступе безумия, наподобие того, что охватило генерала Сэмьюэла Мерритта, на самом деле воспользоваться им, взять на себя управление космическим кораблем и сделать что-нибудь ужасное и с ним, и с самим собой. Но если заранее не сообщить код, то как передать его в случае реальной чрезвычайной ситуации? Эта логическая загадка мучила членов госкомиссии уже несколько недель, если не месяцев. Существовали разные решения проблемы, и все они были рассмотрены на совещании. Один вариант состоял в том, чтобы передать цифры по радио. Но что, если радиосвязи не будет – ситуация весьма вероятная, если учесть громадные расстояния и откровенно недостаточную статистику? Альтернативное предложение, поддержанное Королевым, сводилось к тому, чтобы поместить код в запечатанный конверт, а сам конверт положить в корабль перед стартом. Но здесь возникал вопрос: что, если космонавт в приступе безумия вскроет конверт в космосе и получит доступ к управлению – по существу, это сводило ситуацию к предыдущей. Возможно, она становилась даже хуже, как вспоминает Сергей Хрущев, сын премьера и сам в то время инженер-ракетчик:
В тот момент они больше всего заботились о том[418], чтобы ничего не случилось на орбите, чтобы он не те кнопки не нажал. А самое страшное было, вдруг он сойдет с ума, начнет там буянить, давить на эти кнопки.
Кроме того, как напомнил членам комиссии Галлай, существовала опасность, что на орбите в условиях невесомости конверт может «уплыть в какой-нибудь закоулок кабины»[419] и оказаться вне досягаемости космонавта. Весь вечер в зале заседаний звучали предложения и возражения, аргументы и контраргументы от самых блестящих ученых и представителей высшего командования, пока наконец Королев, в очень понятном приступе раздражения, не положил этому конец: «Всё, вопрос решен!»[420] Победила идея с запечатанным конвертом.
Но это было не совсем всё. В качестве последнего уточнения решено было закрепить конверт в кабине в таком месте, откуда достать его космонавту было бы нелегко – по странной логике сочли, если он сможет добраться до него, вскрыть, достать содержимое и прочесть три цифры, то это будет доказательством его здравомыслия. Таким образом, все согласились и должным образом зафиксировали, что «запечатанный конверт будет приклеен к внутренней обшивке кабины рядом с креслом космонавта»[421]. Как было принято в Советском Союзе, Королев назначил специальную комиссию, которой предстояло заниматься конвертом. Членам комиссии следовало удостовериться, что верный код – это были цифры 1–2–5 – был правильно помещен в конверт, что конверт был правильно запечатан и правильно закреплен внутри «Востока». Приклеить его на место накануне старта поручили самому Галлаю. Вот теперь вопрос был решен. Надо ли говорить, что космонавту код сообщать не предполагалось. В случае чего ему нужно было открыть конверт и прочесть вложенный код. И если он погибнет, пытаясь спасти корабль, то сделает это, по крайней мере, в здравом уме.
Был еще один серьезный вопрос, который комиссии предстояло разрешить, и это произошло в самом начале заседания, когда Каманин встал и сделал заявление:
От имени ВВС я предложил первым кандидатом на полет считать Юрия Алексеевича Гагарина, а Германа Степановича Титова – запасным. Комиссия единогласно согласилась с моим предложением[422].
Через три дня после прилета на Тюратам Каманин наконец определился по вопросу, который три месяца не переставал тревожить его мысли – а может быть, и совесть. Комиссии на принятие решения потребовалось всего несколько секунд.
Это было неизбежно, разумеется. По способностям, интеллекту, практическим навыкам и физической форме оба мужчины – Гагарин и Титов – были практически равны. Ну, не совсем равны, как отмечал сам Каманин, поскольку Титов обладал несколько более сильным характером, но по этой самой причине его следовало приберечь для второго, более сложного пилотируемого полета. Нелюбов, по существу, вышел из гонки и превратился в аутсайдера, но за двумя ведущими космонавтами на космодроме наблюдали очень внимательно. Психологи искали у них признаки депрессии или тревожности. Каманин тоже наблюдал за ними. И если в первый раз, когда они прилетели на Тюратам смотреть на запуск Ивана Ивановича, душевное состояние Гагарина немного обеспокоило его, он смог списать это на естественные человеческие причины – ведь жена Гагарина только что вышла из роддома, а его дочке едва исполнилась неделя. Так или иначе, Гагарин быстро восстановился – эта способность вообще была одной из главных его черт – и с энтузиазмом принимал участие во всем, чем занималась группа, тогда как Титов иногда уходил от коллективных занятий, предпочитая одиночество, скажем, групповому походу в кино. Может быть, это и мелочь, но Каманин всегда обращал внимание на подобные вещи.
Для него эти шероховатости личности Титова были поводом для тревоги и выглядели невыгодно в сравнении с более легким характером Гагарина, его всегдашней готовностью помочь, его жизнерадостностью, оптимизмом и громадным обаянием. Гагарин, кажется, нравился почти всем. И хотя он не блистал выдающимися качествами и не обладал каким-либо выдающимся талантом, это тоже говорило в его пользу. Журналист Ярослав Голованов, близко познакомившийся с ним позже, однажды написал, что, хотя Гагарин не был ни в чем лучшим, он во всем был одинаково хорош. Даже худшие его прегрешения были простительны: вряд ли поимка за игрой в «Морской бой» во время занятий, как однажды произошло с ним, могла разрушить его шансы на бессмертие. Его послужной список как верного коммуниста говорил сам за себя: подростком он был комсомольским активистом, а затем верным членом партии. Позже авторы «жития» Гагарина, и особенно его «автобиографии», делали на этом особый упор. «Я хотел отправиться в космический полет членом партии»[423], – писал «он», и описание того дня в июне 1960 года, когда его наконец приняли в партию, дышит радостным возбуждением. Тем не менее в этом убеждении довольно много правды. Да и стоит ли удивляться этому, если вспомнить, что после ужасов детства во времена нацистской оккупации Советское государство спасло его, обучило и дало возможность заниматься делом, о котором он мечтал, то есть летать.
Но, помимо всего этого, помимо почти сыновних отношений с Королевым, у Гагарина было еще кое-что очень важное, чего не было у Титова, – биография. Он был идеальным представителем Советского государства. Происхождение из крестьян, рабочая профессия литейщика, полученная в ремесленном училище, даже место рождения – Смоленск, регион к западу от Москвы, более исконно «русский», чем родное село Титова в далекой Сибири, – все эти факторы сыграли не последнюю роль в том, что окончательно выбрали все-таки его. Отец Гагарина был плотником и работал руками. Отец Титова был школьным учителем. Гагарин знал, как лить металл. Титов умел читать наизусть Пушкина. Эрудиция Титова, пусть даже и в умной словесной обертке, могла показаться подозрительно буржуазной. Наконец, был еще вопрос семьи и детей. У Гагарина было две здоровые дочери. Единственный ребенок Титова недавно умер совсем маленьким, и теперь Титов был бездетным – не слишком удачная история для потенциального главного представителя Советского государства. Да и само имя Титова было проблемой: имя Герман очень уж напоминало о Германии, а ведь прошло всего 16 лет с тех пор, как 16, если не 20 млн советских граждан погибли в войне с Германией. Можно ли было считать это подходящим именем для славного звания первого советского космонавта? Даже Хрущев беспокоился по этому поводу[424].
По мысли организаторов, этот полет должен был не только изменить историю, но и продемонстрировать всему миру, что Советский Союз и всё, за что