В большинстве случаев было легко следовать естественному течению этих отношений. Было легко ориентироваться. Но время от времени правда о том, что я не знал, как быть парнем, обрушивалась на меня с силой тысячи кирпичей, и в этот момент жалел, что дедушки нет в живых, чтобы я мог получить его совет.
«Может, мне стоит позвонить Гарри», — глупо подумал я, остановившись на станции, где играла старая песня группы Seether.
— Когда-то они были одной из моих любимых групп, — призналась Рэй, ведя светскую беседу. Наверное, специально, чтобы увести тему от странных взглядов и вопроса о том, что они означают.
— Да ну?
Она кивнула.
— Раньше думала, что я такая крутая, слушала их, Breaking Benjamin и… — задумчиво наклонила голову Рэй, а затем щелкнула пальцами и указала на меня. — О! Знаешь, кого я еще любила? Staind. Они были потрясающими.
— Все они были довольно хороши, — согласился я.
— А какую музыку ты слушал, когда был моложе?
Я не любил много говорить о том, когда был моложе, особенно с ней. Но музыка была потенциально безвредной темой — если только речь не шла о воспоминаниях, связанных с конкретными песнями. Например, песня Stone Temple Pilots «Big Empty». Она всегда возвращала меня на обочину дороги, где я наблюдал, как тело Билли запихивают в черный мешок.
— Я слушал обычную музыку, — ответил ей. — Например, вот это, — я жестом указал на динамик, — или, знаешь, как ты сказала, Breaking Benjamin, Staind, Мэрилин Мэнсон…
— Ну, конечно. Потому что ты был крутым, — подколола она, протягивая руку, чтобы ткнуть меня в бок, в то время как ее губы растянулись в дразнящей улыбке.
Но я не улыбнулся в ответ.
— Я не был крутым, Рэй, — возразил я, нахмурив брови. — Я был плохим. Есть разница.
— Ты не был таким уж плохим. — Ее голос был тихим, приглушенным. Едва слышным за хриплым, угрюмым вокалом Шона Моргана.
— Нет, я был чертовски плох.
Я имею в виду, что продавал наркотики школьникам, черт побери.
— Ты мог делать плохие вещи, — возразила Рэй шепотом, — но ты все равно был хорошим человеком. Я знала плохих людей, Солджер, и ты не был таким. Не для меня.
Я не мог с этим спорить, поэтому и не стал.
Вместо этого прочистил горло и сказал:
— В общем… но в основном я слушал то, что нравилось моим бабушке и дедушке.
Рэй улыбнулась.
— Что именно?
— О, эм… «Битлз» и Ван Моррисон… Эрик Клэптон, Элтон Джон, Том Петти…
— О, дедушке нравится Том Петти, — вклинился Ной с заднего сиденья. — Правда, мама?
Рэй посмотрела в зеркало заднего вида.
— Да. Том Петти — один из его любимых.
— Это как бы саундтрек моего детства, — продолжал я, вспоминая те дни на причале, рыбалку с дедушкой или готовку на кухне с бабушкой. Хорошие дни. Дни моего детства, о которых стоит помнить и за которые стоит держаться.
— Жаль, что я не познакомилась с твоими бабушкой и дедушкой, — задумчиво произнесла Рэй, заворачивая машину на стоянку «Гарольдс».
— Ага, — согласился я, когда старое, но знакомое жало печали быстро и сильно кольнуло меня. — Мне тоже.
* * *
В тот день, после похода по магазинам и обеда, мы с Ноем вынесли шестидесятипятидюймовый плоский экран из машины Рэй и поднялись по ступенькам ко мне домой.
Рэй тем временем вернулась к себе домой, чтобы приготовить ужин. Она готовила куриное филе с чили — блюдо, которое быстро стало моим любимым.
— Осторожно, — напомнил я Ною, когда он перешагнул через прогнившую деревянную доску. — Мне действительно нужно починить это дерьмо.
— Я могу помочь, — сказал он, пока я доставал ключи из кармана, пытаясь удержать нижнюю часть большой коробки на предплечье.
— Я дам тебе знать, когда займусь этим.
Теперь дверь была не заперта, и я распахнул ее под приветственное мяуканье Элевен. Мы с Ноем отнесли телевизор на диван, где прислонили его к подушкам, пока не были готовы поставить его на место. Было уже поздно, и мы оба устали и проголодались, но я сказал ему, что он может помочь мне повесить телевизор на следующий день.
— Можно я покормлю Элевен? — спросил Ной, вытирая пот с ладоней о свои шорты цвета хаки.
— Да, конечно. Я только быстренько заскочу в душ.
После того, как провел столько времени в раскаленной машине Рэй и таскал тяжелый телевизор, пятна пота под моими подмышками были ужасными, и я мог только представить, как выглядят остальные части меня… не говоря уже о запахе.
Позже, приняв душ и надев свежую одежду, я вышел в коридор и обнаружил Ноя, стоящего в моей спальне около открытой двери шкафа. И нахмурил брови, переступая порог. Он не любил подглядывать — по крайней мере, раньше не любил.
— Привет, дружок, — медленно сказал я, давая ему понять, что я здесь. — Э-э… что ты делаешь?
Вздрогнув, он развернулся на пятках.
— О-о-о! Э-э… извини. Я… — Ной сглотнул и указал на Элевен, который сидел у его ног и вылизывал переднюю лапу. — Элевен прибежал сюда, а я пошел за ним, так что э-э…
— Все в порядке, — сказал я, бросая полотенце в корзину у двери. — Ну, ты хочешь вернуться…
— Что это?
— А?
— Это.
Ной указал на верхнюю полку шкафа. Я проследил за его взглядом и заметил единственную вещь, оставшуюся у меня от детства, а затем улыбнулся.
— Это, друг мой, коробка для снастей, — сказал я, откидывая мокрые волосы назад. — Мой дедушка часто брал меня летом на рыбалку, и это то, что он брал с собой.
Взгляд Ноя стал меланхоличным, когда он кивнул.
— Я никогда не рыбачил.
— Нет?
Он покачал головой.
— Что ж, придется это изменить. Может быть, когда в школе будут каникулы, мы с тобой спустимся к воде и посмотрим, что за рыба там водится.
Улыбка озарила все его лицо.
— Правда? Ты бы хотел это сделать?
— Конечно. Если только твоя мама не будет против.
Этого было достаточно, чтобы Ной бросился бежать мимо Элевен по коридору и выскочить за дверь, где, я был уверен, перепрыгнул через прогнившую деревянную ступеньку и поднялся по ступенькам своего крыльца. Я усмехнулся про себя, наклоняясь, чтобы погладить Элевен за ушами, представляя, как Ной врывается в дверь и умоляет маму отпустить его на рыбалку, как будто мы собираемся прямо сейчас, в шесть часов вечера.
Он напоминал мне… ну, меня.
Как я взбегал по лестнице в свою комнату после того, как дедушка объявлял, что мы отправляемся на пристань на целый день. Натягивал на себя всю одежду, какую только мог найти, не заботясь о том, грязная она или чистая, или даже подходящего размера.
Я взглянул на старую красную коробку и улыбнулся сквозь горько-сладкую боль. Потому что, как бы ни скучал по человеку, который меня вырастил, прошло уже несколько десятилетий с тех пор, как я чувствовал себя так близко к нему. И почему-то мысль о том, чтобы отнести эту старую коробку со снастями к воде, была похожа на возвращение его к жизни.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
МОНСТР ВОЗВРАЩАЕТСЯ
Я проснулся от тяжелого вздоха. В комнате по-прежнему было темно, а маленькая тонкая рука медленно и лениво проводила по поясу моих брюк. Мои губы искривились в полуулыбке, а глаза закрылись от мягкости кончиков ее пальцев, игриво проникающих под резинку.
— Что ты делаешь? — спросил я сонным, дразнящим голосом.
Рэй прижалась губами к моему плечу, опустив руку ниже.
— Очевидно, бужу тебя.
Я ухмыльнулся, глядя в потолок.
— Но ведь сегодня воскресенье.
— Да, — она поцеловала меня в грудь, кончиками пальцев касаясь основания моего быстрого возбуждения, — сегодня.
— По воскресеньям я отсыпаюсь.
— О, прости. — Рэй быстро убрала руку из моих брюк, и приподнялась на локте, глядя мне в глаза с притворным выражением извинения. — Может, мне тогда дать тебе поспать?
Я фыркнул, перевернул ее на спину.