помощь легион ангелов только потому, что какому-то недоучившемуся лентяю приспичило превратить эту, всеми забытую дыру по имени «Палестина», в цветущий Рай… Хочешь что-нибудь сказать?.. Говори.
Клочья сна еще стояли перед глазами Шломо.
– Бог, – начал он хриплым голосом, – Бог все расставит по своим местам. Можете не сомневаться.
Затем он закашлялся и кашлял до тех пор, пока солдат снова не налил ему воды.
– Значит, – сказал офицер внимательно глядя на Шломо, – ты полагаешь, что стоит тебе позвать Всевышнего, как он немедленно, как исправный должник, пошлет тебе свое прощение?.. Надеюсь, ты не забыл, что на твоих руках кровь невинных людей, убитых или обманутых тобой?
– Бог смоет ее, если захочет, – повторил Шломо, радуясь, что нашел вдруг нужные слова.
Лицо офицера потемнело.
– Что ты заладил о Боге, как будто ты пьешь с ним чай каждую субботу, – сказал он немного раздраженно. – Или скажешь, что тоже можешь творить чудеса, как еврейский Моисей или христианский Николай? Тогда давай. Начинай. Чего ты ждешь? Мы посмотрим, так ли тебя любит Бог, как ты нас хочешь в том уверить… Что же замолчал, чудотворец?
– Бог не принуждает человека пустыми чудесами, – сказал Шломо Нахельман, немного помедлив. – Все, что Он хочет, это чтобы мы сами нашли ту дорогу, которая ведет к нашему спасению. Зачем Ему иждивенцы?
Сон опять подкрадывался к нему туманной пеленой, которая колыхалась перед глазами, делая комнату нереальной, а голос говорившего – далеким и чужим.
– Опять увертки, – казалось, этот голос то приближался, то вновь удалялся. Потом он поплыл куда-то в сторону и с раздражением продолжал:
– Мне кажется – в твоей голове такая путаница, что нормальному человеку вряд ли возможно ее распутать без того, чтобы не нанести ущерба своему здоровью… Если бы не твой друг Мочульский, то я бы, наверное, никогда не догадался, в чем тут дело… Подумать только! – продолжал он, заставляя отяжелевшие веки Шломо вновь подняться, – начинать восстание против Империи с пятью плохими ружьями и думать, что Всемогущий, видя ваши добрые намерения, поможет вам парой-другой легионов ангелов небесных!.. Такого, пожалуй, не увидишь и в страшном сне!.. Не хочешь поговорить с товарищем?
– Он не товарищ мне, – сказал Шломо.
– Еще какой товарищ, – офицер трижды хлопнул в ладоши, после чего стоявший у двери солдат быстро приоткрыл дверь и что-то выкрикнул в коридор. Почти сразу же в комнате появился рыжий Йегуда Мочульский, да так быстро, словно он стоял прямо под дверью и только ждал, когда его позовут. Он был неестественно бледен и постоянно беспричинно улыбался кривой, ничего не значащей улыбкой, словно знал что-то очень смешное, но по неведомым причинам не мог поделиться этим смешным с окружающими и должен был сдерживаться из последних сил.
– Знакомы? – спросил офицер, усмехаясь.
Шломо посмотрел на вошедшего:
– Я вижу этого человека впервые.
– Неужели? А вот он, представь себе, считает по-другому… Верно, Мочульский?.. Окажи нам любезность, скажи нам, кто это?
– Это Шломо Нахельман, – охотно отвечал Мочульский, нервно улыбаясь. Шломо заметил, что плечи его сводила крупная дрожь, с которой он не мог справиться. – Шломо Нахельман, который заварил всю это кашу с приходом Машиаха.
– Как видишь, – сказал офицер, откидываясь на спинку своего стула, – нам про тебя все известно. Ты смутьян, бунтовщик и преступник, приговоренный к позору собственной глупостью. Или ты действительно думал, что Всевышний допустит хоть на одну минуту поколебать тот порядок, который Он сам сотворил?.. Тогда ты дурак вдвойне, Шломо.
– На все воля Всевышнего, – Шломо едва ворочал тяжелым языком. – Разве Коран говорит о другом?.. На все Его святая воля, тогда как дело человека – услышать ее и следовать туда, куда она ведет.
Он чувствовал, что сон опять одолевает его.
– Как у тебя все просто, – офицер насмешливо рассматривал Шломо. Потом он поманил пальцем Мочульского:
– Можешь сказать ему то, что ты собирался сказать в прошлый раз. Давай. Только, пожалуйста, покороче.
– Спасибо, эфенди, – сказал Йегуда, улыбаясь и кланяясь. Потом он посмотрел на Шломо и сказал:
– Наверное, ты не знаешь, Шломо, да и откуда тебе это знать, но с того дня, как ты решил начать войну, со мной стали происходить странные вещи. Так, как будто чей-то голос нашептывал мне в уши, чтобы я немедленно пошел и рассказал обо всем, что знаю, туркам. С утра и до вечера, как будто он решил извести меня, взять измором. День за днем, не переставая, Шломо, словно хотел свести меня с ума и посмеяться над моей волей. И вот что я узнал, Шломо, за время этой, неизвестно кому нужной муки. Я узнал, что характер, с которым человек приходит на свет, сильнее самого человека, так что тому, кому суждено быть героем, тот им и будет, а кому суждено предать, тот предаст, хоть бы его удерживали все ангелы небесные и сам Всевышний обещал бы ему смертные муки. И тогда я подумал, Шломо, зачем я сопротивляюсь тому, что сильнее меня?.. Зачем с моими слабыми силами тягаться с Божьим установлением, посылающим меня к турецким властям? Зачем мне изображать из себя героя там, где на самом деле есть одна только глупость, желающая потягаться с Небесами?
Он помолчал немного, словно ожидая, что Шломо ответит ему и, не дождавшись, сказал:
– Ты, наверное, думаешь, что это совсем не трудно, всего лишь удержаться от зла и идти туда, где живут такие же, как ты?.. Но это не так, Шломо. И знаешь, почему? Потому что тут кончается вся человеческая болтовня о добре и зле, и ты оказываешься перед лицом такой силы, которая просто не замечает все твои ничтожные представления о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Силы, которая просто тащит тебя туда, куда считает нужным, не спрашивая твоего согласия, тащит, нашептывая тебе в уши такие вещи, о которых ты прежде не мог даже подозревать, так что в один прекрасный день, ты вдруг понимаешь, что здесь Божественное уже неотделимо от человеческого, так что ты с радостью принимаешь все, что открывает тебе Небо, в особенности же самого тебя, – такого, каков есть ты сам, – убийца, блудник, предатель, – таков, каков есть не имеющий изъяна Божий замысел о тебе самом.
Последние слова, он прошептал громким, тревожным шепотом, как будто не хотел, чтобы они покинули это помещение.
– Скажите, пожалуйста, – усмехнулся офицер, выставив стул из-за стола и усевшись на него, вытянув ноги. – Валаамова ослица изволила заговорить… Как там у вас?.. Камни, камни – что?
– Камни из стен возопиют, и деревянные перекрытия будут отвечать им, – сказал Шломо Нахельман. – Пророк Аввакум, глава вторая.
Возможно, произнесенные им слова как-то подействовали на Йегуду, плечи которого задрожали еще сильнее. Не переставая криво улыбаться, он, похоже, едва сдерживал слезы.
– Прости меня, Шломо. Пусть это выглядит смешно, но