на интервью к Екатерине Васильевне.
— Где ты нашел такое чудо секретарского искусства? Она же даже печатает не очень скоро… — сказала Катя.
— Это жена моего сотрудника, печатает медленно, зато без грамматических ошибок… А главное, она не будет стучать на меня.
— Ты знаешь секретарей, которые не стучат на своих начальников?
— Знаю… Это, например, ты, Катенька…
— Я нахожусь в другом измерении, если можно так сказать… У меня другие задачи, но… мне предложили сотрудничать, как только я появилась здесь. Неужели ты этого не понимаешь? Секретарь — это бесценный источник информации для органов, и этим источником никогда не пренебрегают.
— Не верю, что ты стучала на Арона Моисеевича или Ивана Николаевича.
— Стук стуку рознь… Можно доносы писать, а можно туфту нести про то, что и так всем известно…
— Про меня много туфты нанесено?
— Про тебя слишком много известно, кому надо… Не заблуждайся на этот счет. И про твою Аделину тоже… Блестяще карьеру делает дамочка, на днях выпорхнула из директорской «Чайки», люди видели…
— Ну и что? Директор подвез своего сотрудника…
— Ой, не вешай мне лапшу на уши… Утречком, когда еще птички не запели, директор случайно подхватил ценного сотрудника по пути на работу — какая трогательная история. Валентину Андреевну спроси… Она тут приехала, чуть ли не ворвалась в кабинет Генерального, а потом оттуда крики доносились… аж через две двери — Нина Ивановна рассказывала.
Во мне, наверное, странным образом замешаны циничный практицизм с наивным идеализмом — ну не верю я в совместимость Аделины и Вани. Хотя, в конце концов, какое мне до этого дело? Но — не хочется верить… Передо мной такие проблемы, а мысль отвлекается на ерунду. На следующем совещании с руководителями подразделений предстоит нелегкий разговор о распределении работ по новому проекту. Откладывать этот разговор было бы неправильно. Конечно, следовало бы обсудить всё с Ароном, но он, как назло, укатил на отдых в Болгарию…
Всё связанное с поездкой профессора Кацеленбойгена с женой на отдых в Болгарию, конечно, является историческим раритетом, наподобие древних апокрифов, не укладывающихся ни в рамки официальной идеологии, ни в анналы советской лживой историографии. Чтобы читателю XXI века хоть что-нибудь в этой истории было понятно, необходимо сделать крошечное геополитическое разъяснение из времен развитого социализма. Дело в том, что в те далекие времена Болгария не только являлась частью социалистического лагеря, но представляла собой его самое надежное и преданное Совку звено. Эта страна, когда-то вызволенная из-под многовекового турецкого рабства российским императором Александром II Освободителем, пребывала под полным контролем московского Кремля, но главное — с энтузиазмом, внешне вполне искренним, принимала это новое иноземное господство. Как и в Совке, границы Болгарии со стороны капиталистического окружения были намертво закрыты железным занавесом. Вследствие всех этих причин Болгария фактически была еще одной республикой в составе Советского Союза, и поездки туда только формально считались поездками за границу. Тем не менее советские власти неохотно отпускали своих граждан даже в Болгарию — что ни говори, а там не совсем советский воздух, какие-то подозрительные западные вольности, не наша степень контроля за населением, да к тому же несравненно более высокий уровень снабжения продуктами питания и всем прочим, что может вызвать у советского человека нежелательные вопросы или даже, упаси бог, зависть.
Из предыстории следует также заметить, что у Арона были особые отношения с Болгарией — он был научным руководителем трех болгарских аспирантов, успешно защитивших кандидатские диссертации в Ленинграде, и Генеральный консул Болгарии считал за честь приглашать его с женой в консульство на торжественные приемы. Последний из болгарских аспирантов Арона несколько раз приглашал его на отдых в Болгарию, но Арон по разным причинам отказывался от этого. Наконец, Панчо — так звали бывшего аспиранта, а ныне доцента одного из Софийских вузов, — прислал Арону новое приглашение, от которого, как говорят, невозможно было отказаться: он уже приобрел четыре путевки в санаторий в курортном местечке Созополь на берегу Черного моря для себя с женой и для Арона с Наташей. Арон колебался, но Наташа настаивала — почему бы не отдохнуть на берегу моря в красивейшем месте; неприлично, в конце концов, ставить Панчо в глупое положение. Конечно, с ее стороны это был пробный шар — отпустят ли Арона хотя бы в Болгарию?
Итак, профессор Арон Моисеевич Кацеленбойген подал в соответствующие органы заявление с просьбой разрешить ему и его жене поездку на отдых в Болгарию по приглашению своего бывшего аспиранта с приложением копии текста приглашения, характеристик с места работы и двух длиннющих анкет, в которых содержались сведения не только о заявителях, но и об их ближайших родственниках вплоть до «чем занимались до 1917 года». Вслед за этим последовала серия стандартных экзекуций-допросов, долженствующих максимально сократить количество претендентов на заграничную поездку. Не буду утомлять читателя нудными описаниями «собеседований» — так это называлось — в райкомах партии по месту работы Арона и Наташи, об идиотских вопросах на тему международного коммунистического движения и «правильных» ответах, заимствованных допрашиваемыми из газеты «Правда». Арон обязан был подписываться на эту газету как член партии — про «Правду» шутили, что если бы она называлась «Ложь», то это было бы истинной правдой. Наши герои успешно прошли все эти испытания на стерильность, ибо их интеллектуальный уровень заметно превышал уровень казенных экзаменаторов. Наступил момент истины — их пригласили в отдел виз и регистраций Ленинградского управления внутренних дел, как предполагалось, для выдачи виз на поездку…
Всё дальнейшее известно мне в основном из рассказов Наташи, потому что Арон всячески избегал обсуждать эту тему. Их приняла немолодая дама с неулыбчивым, брыластым ответственным лицом, выражение которого не зависело от содержания произносимых ею слов. Она была в форме офицера внутренних войск; Наташа не поняла, какого дама звания, но хорошо запомнила ее имя и отчество, вероятно, вследствие их неординарности — Алевтина Карловна. Назвав свое имя, безмолвно полистав дело Кацеленбойгенов и задав несколько уточняющих вопросов по анкетам заявителей, Алевтина Карловна откинулась на спинку стула и посмотрела строго на просителей. Затем она медленно, по-менторски, с расстановками и паузами, долженствующими помочь просителям усвоить суть изрекаемой премудрости, произнесла несколько фраз, которые Наташа по моей просьбе воспроизвела с максимальной точностью, ибо они, фразы, содержали некоторые интересные философско-этические обобщения, прежде в классических науках неизвестные:
«Комиссия пришла к выводу о нецелесообразности вашей, Арон Моисеевич, совместной с вашей женой поездки в Народную республику Болгария… Дело, видите ли, в том, что мы, советские люди, иногда позволяем себе недостаточно уважительное отношение к нашим зарубежным