друзьям… допускаем, так сказать, неделикатность по отношению к ним. Сплошь и рядом мы здесь сталкиваемся, прямо скажем, с бестактным, так сказать, поведением наших советских товарищей. Многие наши зарубежные друзья приглашают нас к себе в гости из вежливости… из вежливости и не более того, а мы… понимаем эти приглашения слишком, так сказать, прямолинейно, принимаем эти приглашения, приезжаем к ним нежданными гостями, так сказать, как снег на голову, сваливаемся им на голову… Возьмите, например, ваш случай. Ваш аспирант, то есть человек, от вас зависящий, вынужден пригласить вас приехать к нему в гости, естественно, полагая, что вы, так сказать, деликатно откажетесь, а вы вместо этого собираетесь приехать и создать для него и его семьи, в которой, между прочим, двое малолетних детей, массу неудобств. Давайте всё же вести себя, как вежливые, порядочные люди…»
Эта нравоучительная тирада начальницы вызвала шок у просителей — даже Наташа с ее мгновенной реакцией не могла произнести ни слова. Над начальственным столом зависла взрывоопасная тишина, нарушаемая лишь шуршанием бумаг, в которые Алевтина Карловна углубилась, показывая тем самым, что аудиенция окончена. Первым прервал молчание Арон:
— Наша с женой непорядочность в кавычках по отношению к болгарским товарищам — это единственная причина отказа?
— ОВИР не обязан отчитываться перед гражданами о причинах нецелесообразности их поездки за границу, — не отрываясь от бумаг, ответила Алевтина Карловна.
— Кто позволил вам разговаривать с нами в подобном тоне? Перед вами известный профессор, доктор наук, подготовивший для Болгарии трех высококлассных ученых. Он имеет официальные благодарности от консула Болгарии в Ленинграде. И вы считаете возможным и пристойным обвинять его в непорядочности? Да кто вы такая, в конце концов? — очнулась наконец Наташа.
— Вопрос закрыт… Вы, товарищи, свободны…
— Разъясните, кто закрыл вопрос? Не вы ли с вашими пещерными взглядами на этику? Болгарский друг моего мужа много лет приглашает нас в гости, он уже приобрел для нас путевки в санаторий… Что мы должны сказать ему? Что некая Алевтина Карловна считает его приглашения неискренними?
— Советую вам, Арон Моисеевич, сообщить вашему аспиранту, что, к сожалению, вы не сможете приехать к нему по причине занятости на работе, — подсказала Алевтина Карловна удобный выход из положения, демонстративно игнорируя высказывания жены профессора.
— Я без ваших советов найду, что сообщить в Болгарию. Пойдем, Наташа…
— Государственное хамство, отягченное невежеством чиновницы… — выпалила Наташа, направляясь к выходу.
— Мы сообщим вам на работу, гражданка Кацеленбойген, о вашем неприличном поведении в советском государственном учреждении, — прогремело ей вслед.
Дальнейшие события носили не менее драматический характер. Некоторое время Арон и Наташа пребывали в депрессивном состоянии. Они, конечно, как и все советские люди, понимали возможность и даже большую вероятность того, что им не разрешат съездить за границу, но не ожидали этого в столь грубой и оскорбительной форме. Ведь ОВИР мог отказать им без объяснения причин или, например, со ссылкой на секретность работы Арона, но сделал это иначе — с нарочитой развязностью…
Человек, изначально наделенный неограниченной в пространстве свободой «по образу и подобию» Создателя, со временем вполне приспособился к пребыванию в ограниченном пространстве. Человек может быть счастлив в маленькой комнатке, в сарае, в бараке, в землянке, в конуре, но… только в том случае, если оттуда есть выход. Он может беззаботно и достойно жить даже в клетке, если дверь в нее не заперта. Чета Кацеленбойген вдруг ощутила себя в огромной клетке, из которой нет выхода. Вероятно, от подобного чувства запертости проистекают все эмигрантские настроения. Предполагаю, что именно в те депрессивные дни Арон и Наташа впервые серьезно задумались об отъезде в Израиль. Рассказывают, что однажды великого дирижера Евгения Мравинского вызвали в Ленинградский обком партии, где ему предъявили претензию — мол, в чем дело, почему от вас убегают за границу лучшие музыканты вашего оркестра? «От меня убегают? — риторически переспросил маэстро и, не дожидаясь ответа, заключил: — Это они от вас убегают!» Арон и Наташа еще не представляли себе, куда они убегут-уедут, если вообще уедут, но точно знали, от кого они уедут. В последней попытке отстоять свое право на незапертую дверь в клетке они решились на отчаянный шаг неповиновения и с блеском осуществили его…
Очухавшись от скандального отказа, Арон отправил заказное письмо с уведомлением о вручении на имя высокопоставленного генерала — начальника Управления внутренних дел, а копию письма — Генеральному консулу Болгарии в Ленинграде. К сожалению, черновик этого письма, написанного в те далекие времена от руки на белом листе бумаги, не сохранился. Поэтому я могу только пересказать содержание письма со слов Наташи, которая, не сомневаюсь, была и соавтором, и движителем всего этого дерзкого проекта.
В начале письма Арон излагал уже известную читателю предысторию — о своих болгарских аспирантах, о многочисленных приглашениях провести отпуск в этой стране, об уже приобретенных его бывшим аспирантом путевках в санаторий и т. д. и т. п. Затем он описывал генералу визит в «подведомственный Вам ОВИР», где «Ваша сотрудница по имени Алевтина Карловна» отказала ему и его жене в поездке в Болгарию на том основании, что «приглашение болгарской стороны является неискренним», а его «принятие советской стороной есть проявление непорядочности». Далее Арон гневно осуждал «хамский тон и оскорбительные заявления сотрудницы ОВИРа», равно как и «устроенную ею идиотскую бюрократическую волокиту вокруг простого вопроса, связанного с элементарным желанием провести отпуск вместе со своими болгарскими друзьями». Арон завершал письмо генералу отнюдь не просьбой о пересмотре дела, а краткой, явной и весьма сильно сформулированной угрозой. Этот выдающийся финал письма Арона привожу полностью со слов Наташи, которую я просил воспроизвести его максимально близко к оригинальному тексту:
«Ваша сотрудница в своем иезуитском стиле порекомендовала мне сообщить болгарским товарищам, что я не смогу приехать из-за занятости на работе. Информирую Вас со всей ответственностью, что я таким образом лгать не намерен. Более того, при первой же возможности я сообщу моим болгарским друзьям, что компетентные советские органы отказали мне и моей жене в поездке на отдых в Болгарию. Вынужден буду также подчеркнуть, что причиной отказа является ложное представление Ваших сотрудников о неискренности пригласивших меня болгарских друзей. Предупреждаю также, что, в случае попыток воспрепятствовать моим контактам с болгарскими товарищами, я вынужден буду обратиться в более высокие инстанции, в том числе международные. Всю ответственность за последствия будет нести Ваше ведомство».
Никто не знает, дошло ли это послание до Генерального консула Болгарии — скорее всего, не дошло, а было перехвачено и хранится в архивах Госбезопасности. Однако письмо генералу МВД дошло до