истины… Прекрасно, друзья мои! Вы свалите в Израиль, а я останусь развивать отечественную науку вместе с Иваном Николаевичем.
— Только сумасшедший может мечтать об Израиле с вашими допусками к секретам. У нас с Ароном более скромные планы — съездить этим летом в Болгарию, нас приглашает его бывший аспирант, — отклонила мое допущение об Израиле Наташа.
— «Курица не птица, Болгария не заграница» — наверное и с нашими допусками можно съездить. Будете первыми из присутствующих, кто пересечет священные границы нашей родины, — сказал я, понимая, что тема Израиля еще не созрела.
Аделина предложила выпить за хозяев. Подняв рюмку, она сказала с неожиданным пафосом: «Хочу воспользоваться случаем и поздравить вас, Арон Моисеевич, и вас, Наталья Ивановна, с выходом в свет монографии Арона Моисеевича в переводе на английский. Она издана в США очень престижным издательством и уже заказана техническими библиотеками и многими университетами по всему миру». Наташа светилась, Арон скромно поблагодарил Аделину. «Поздравляю, Арон, теперь можешь стать профессором любого университета в любой стране, кроме Саудовской Аравии, куда въезд евреям запрещен, — поднял я рюмку и добавил: — Приготовься к получению гонорара в долларах, буду сопровождать тебя с Наташей в магазин „Березка“ в качестве охранника». Аделина отрицательно покачала головой: «Увы, все права на издание книги, в том числе на роялти в виде процентов с продаж, принадлежат государству, а конкретно — „Энергоиздату“, который опубликовал книгу на русском». Арон сказал: «Я подписывал согласие на публикацию книги в США в договоре с „Энергоиздатом“, но не помню, чтобы там было что-то относительно роялти». Наташа с иронией заметила: «Нам, советским ученым, глубоко чужда буржуазная забота о наживе». Я поддержал ее: «Ясное дело — „забота у нас простая, забота наша такая, жила бы страна родная, и нету других забот“, но всё же может ли простой советский человек хотя бы увидеть книгу профессора Кацеленбойгена, изданную на диком Западе?» Аделина объяснила: «Для простого советского человека в лице к. т. н. Уварова я заказала два экземпляра книги для нашей библиотеки. Иван Николаевич помог — покупка литературы на валюту строго ограничена. Вообще, публикация такой 600-страничной технической монографии советского автора вне социалистического лагеря — довольно уникальное явление. Я, честно говоря, других примеров и не знаю». Арон подсел к Аделине и завел разговор о переиздании своей книги, а я взялся помогать Наташе готовить чаепитие.
— Не думаю, что тебе, Игорь, нужны еще какие-то слова для принятия решения. Ты, конечно, знаешь эту фразу, ее приписывают Наполеону: «Нужно ввязаться в бой, а потом посмотрим…» Это характеристика решительного человека, а ты, насколько я знаю, очень решительный…
— Принимаю твою иронию как должное, ибо заслужил это… Я, как ты помнишь, однажды ввязался в бой и тут же его проиграл… А теперь понимаю, что вы с Ароном рано или поздно уедете из страны. И, вероятно, правильно сделаете, но для меня это обернется пустотой.
— Пустоту заполнит Аделина…
— Есть только одна женщина, которая могла бы это сделать… — попытался я развить свою тему, но Наташа пресекла эту попытку с некоторым даже раздражением.
— Выбрось, Игорь, из головы надуманные фантомы, займись делом, которое тебе предлагают…
После чая прощались по-дружески, Арон обнял Аделину, а я — Наташу. Пожимая мне руку, он сказал: «На работе поговорим о твоей докторской диссертации. Лановой и Гуревич уже выходят на финишную прямую, нельзя тебе отставать».
Я проводил Аделину до ее родительской квартиры на Петроградской. Над Невой висела пелена дождя, сквозь него в темноте проступали расплывчатые цепочки фонарей вдоль набережных, подсвеченные зыбкие контуры белой колоннады на Стрелке Васильевского острова, башня и золотой шпиль Петропавловского собора, словно изломанные в неровных от ветра дождевых потоках. Петербург под дождем — это нарисованный природой шедевр импрессионизма… Я люблю петербургский дождь, колючий, холодный, противный, особенно люблю его дома за письменным столом, когда ветер рвет окна и швыряется ведрами воды в мокрые стекла… Заканчивался этот удивительный и, может быть, судьбоносный для меня день. По дороге домой я думал о Кате и Саймоне… Надо поскорее поговорить с Катей — нехорошо, если она узнает о предложении Ивана Николаевича не от меня. Впрочем, наверное, она уже и так всё знает… Все всё знают, но принимать решение нужно мне. Саймон уже принял решение возглавить американский проект, он идет вслед за мной, потом я иду вслед за ним — как в командной гонке преследования у нас постоянно происходит смена лидера, на которого приходится основная волна сопротивления природы…
В понедельник утром я позвонил Ване и сказал, что через неделю смогу представить ему генеральный план научной работы предприятия. Он ответил, что ждет план с нетерпением, что мой кабинет в директорском коридоре будет к этому времени полностью готов и что в новом штатном расписании предусмотрены для меня две дополнительные должности — технического помощника и секретаря. «Нина Ивановна объяснит тебе условия пользования служебной машиной, — добавил он и бодро заключил — Поздравляю, успехов тебе и нам всем!»
Глава 10. Остров Мактан
Во время приготовлений к этому маленькому походу Магеллану впервые изменяют самые характерные для него качества: осмотрительность и дальновидность… На крохотном островке Мактан, расположенном напротив Себу, правит раджа Силапулапу… выказывающий непокорство… Магеллан требует, чтобы правитель Мактана признал… покровительство Испании… Правитель надменно отвечает отказом, у Магеллана, представляющего могущество Испании, остается лишь один аргумент — оружие…
В ту ночь на пятницу 26 апреля 1521 года, когда Магеллан и шестьдесят его воинов сели в шлюпки, чтобы переплыть узкий пролив, по уверению туземцев, на крыше одной из хижин сидела диковинная, неведомая черная птица, похожая на ворона… Но разве может человек, предпринявший самое дерзновенное в мире плавание отказаться от стычки с голым царьком и жалкими его приспешниками из-за того, что неподалеку каркает какой-то ворон?
По роковой случайности этот царек находит, однако, надежного союзника в своеобразных очертаниях взморья. Из-за плотной гряды коралловых рифов шлюпки не могут приблизиться к берегу; таким образом, испанцы уже с самого начала лишаются наиболее впечатляющего средства: смертоносного огня мушкетов и аркебуз, гром которых обычно заставляет туземцев обращаться в паническое бегство. Необдуманно лишив себя этого прикрытия, шестьдесят тяжеловооруженных воинов… бросаются в воду с Магелланом во главе… По бедра в воде проходят они немалое расстояние до берега, где, неистово крича, завывая и размахивая щитами, их дожидается целое полчище туземцев. Тут противники сталкиваются. Наиболее достоверным из всех описаний боя, по-видимому, является описание Пигафетты:
«…Островитяне всё громче вопили и, прыгая