маленький пупок. – В Соуэлл-Бэй чуть ли не самая спокойная вода во всем Пьюджет-Саунд. Это одна из причин, по которой я переехала сюда.
– Когда это было?
– Лет пять назад? Да, точно. Марко было десять. Мы переехали из Сиэтла.
– Это, наверное, было тяжело.
– Он держался молодцом. Его отец устроился на работу в Анакортесе, а из Соуэлл-Бэй туда в два раза ближе. – Она зачерпывает рукой воду. – Кроме того, я всегда хотела открыть магазин товаров для водного спорта, чего никогда не смогла бы позволить себе в Сиэтле.
– А чем ты занималась раньше?
– Перебивалась случайными подработками, а когда Марко был маленьким, в основном работала мамой. Его отец – матрос на рыболовецком траулере, так что его график постоянно меняется. – Она смотрит на залив. – Летом он видится с Марко нечасто. Но он неплохой человек.
– Разве бывшие не всегда плохие? – Кэмерон пододвигает ногу к краю доски и опускает ступню в воду. Все еще холодно, но солнце здесь такое безжалостное, что это почти приятно.
Эйвери улыбается.
– На самом деле мы с Джошем хорошие друзья. Мы даже никогда не встречались. Просто переспали один раз за год до окончания школы – и бац! Теперь у нас ребенок, который связывает нас на всю жизнь.
– Бац? Это вот так и выглядят роды?
– Поверь, тебе не стоит знать, как выглядят роды. – Эйвери переворачивается на живот и кладет подбородок на руки. – Прости, что Марко вел себя с тобой как придурок. Честно говоря, я нечасто привожу парней домой, а когда привожу, не всегда все идет хорошо…
– Все нормально. Ему пятнадцать. Ему можно быть Оскаром Ворчуном, жить в мусорном баке и все такое.
– В мусорном баке? Его комната больше похожа на целую свалку! Я туда уже и заходить не рискую.
– Поверь мне, это мудрое решение, – говорит Кэмерон со смехом.
В глубине залива с жужжанием проплывает скоростной катер, и через минуту его доска мягко ударяется о доску Эйвери – их сталкивает череда небольших волн. Их уже отнесло течением почти до пирса – деревянного настила на высоких столбах. В самом его конце дурачатся несколько подростков, ходят на цыпочках по наклонным перилам, как по натянутому канату. Глаза Эйвери сужаются, когда она наблюдает за ними.
– Хорошо хоть Марко таких идиотских фокусов не выкидывает. – Она качает головой. – Тут глубина футов где-то тридцать, в зависимости от прилива. А внизу огромные острые камни. Старые сваи. Если неправильно войти в воду, тебе конец.
– Ужас. – Кэмерон не большой поклонник высоты.
Эйвери гребет в тень пирса, где вода становится чернильной, и Кэмерон следует за ней. Здесь, внизу, стоит холодный маслянистый запах. Водоросли насыщенных оттенков сепии цепляются за сваи у самой поверхности воды.
Внезапно Эйвери произносит:
– Однажды я уговорила человека не прыгать.
– Не прыгать?
– Женщину. С этого пирса. – Она тычет веслом в сваю, покрытую, как коркой, ракушками морских желудей.
– Ого. Как?
– Я вытащила доску на берег и вышла на пирс помочь ей. Поговорила с ней. – Эйвери содрогается. – Остановила.
– Я бы даже не знал, с чего начать, как кого-то остановить.
– В основном я просто слушала. – Эйвери пожимает плечами. – Но это было так странно. Я никогда ее раньше не видела. Соуэлл-Бэй – такой маленький городок. Когда в нем появляется кто-то новый, это событие.
– Я заметил. – Кэмерон думает о Тове и ее сплетницах-спицесоветчицах или как там они себя называют. И о том, как Итан обожает пересказывать ему все городские скандалы, когда возвращается домой из магазина. – Так что ты сделала, когда уговорила ее спуститься?
– Помогла ей дойти до машины. Думаю, я могла бы вызвать полицию, но… – Она глубоко вздыхает, натягивает вымученную улыбку. – Короче, зачем я тебе это рассказываю? Я просто хотела сказать, что Марко в жизни бы из дома больше не вышел, если бы я узнала, что он там баловался.
– Ему повезло, что у него такая хорошая мама.
– Ну, моя собственная мама мне с рук ничего не спускала. Наверное, так меня воспитали.
– Хотел бы я, чтобы меня так воспитали. – Не сводя глаз с воды, Кэмерон рассказывает Эйвери, как мать оставила его в доме тети Джин и больше не вернулась.
– Боже, мне так жаль, Кэмерон. – Она достает из воды весло, цепляет им доску Кэмерона и подтягивает ближе. Их доски мягко стукаются друг о друга, и она кладет руку ему на колено.
По пирсу над ними стучат шаги, эхом отражаясь от деревянного настила. Один из подростков издает вопль, и какую-то секунду Кэмерону кажется, что сейчас распаленное тестостероном тело полетит вниз, в темную воду. Но потом раздаются раскаты смеха.
Он ежится.
– Иногда я гадаю, жива ли она вообще. – Его голос становится тише. – Но потом я думаю, что если жива, это еще хуже. Получается, она где-то пропадала все эти годы и никогда больше не пыталась стать мне настоящей матерью, понимаешь?
– Твоя тетя тоже не получает от нее никаких известий?
– Нет.
Эйвери проводит пальцем по краю своей доски, оставляя дорожку из маленьких капелек.
– Должно быть, твоей матери действительно было тяжело.
– Ей было тяжело?
– Уйти, я имею в виду. Оставить тебя с кем-то, кто справится лучше, чем она.
Кэмерон тихо фыркает, собираясь возразить, но не может подобрать слов. Конечно, он слышал нечто подобное и раньше, люди говорили, что когда мать бросила его с тетей Джин, это обернулось для него благом. Что это был чуть ли не акт милосердия. Даже сама тетя Джин так говорила. Это всегда казалось ему феерической чушью – пустые банальности, которые должны были его утешить. Но почему-то, когда он услышал эти слова от Эйвери, они стали реальными и осязаемыми.
Когда он был маленьким, он часто представлял, какой была бы его жизнь с матерью, но в этих фантазиях мама всегда была… ну, типичной мамой. Некой вариацией мамы Элизабет, с ее видео по аэробике и знаменитым рецептом печенья со сливочной начинкой. Естественно, переживать такую потерю было адски больно. Но, может, Эйвери права. Этой мамы никогда и не могло существовать.
– Я прошла через такое дерьмо, когда узнала, что беременна Марко, – продолжает Эйвери. – Были разные варианты, ты понимаешь. И у каждого человека в моей большой беспардонной семье было свое мнение по этому поводу. Они думали, что я в любом случае сломаю себе жизнь.
– Люди чаще всего кретины, и мнения у них кретинские, – говорит Кэмерон. – И попрошу заметить, ты потрясающе справляешься со своей жизнью.
– Ну да, вроде как. – На ее лице мелькает нарочито скромная улыбка, прежде чем оно снова становится серьезным. – Но тогда мне было семнадцать. Я понятия не имела,