Читать интересную книгу Стрекоза - Татьяна Герден

и потому бережет альбом этот как самый бесценный подарок.

Про Ульфата вспомнила – он тоже берег фотокарточку свою в нагрудном кармане, а она вот, по глупости детской, ее украла. Украла не для того, чтоб сделать ему больно, а чтоб себе шанс поговорить с ним заработать. А сделала больно.

Очень больно. На другой день лица на нем не было, всей группой мальчишки эту карточку искали, всю спальню вверх дном перевернули, ничего не нашли. На завтраке он сидел с опухшими глазами, ни с кем не разговаривал. У Лизы сжималось сердце, глядя на него, а с другой стороны, злорадство какое-то вдруг всплыло – вроде как месть тем, кого он любил, а они его – нет, ведь бросили, бросили, а она бы никогда его не бросила, всегда бы солнечным светом на лице его любовалась. И такой сладкой показалась ей эта месть, что решила Лиза фотокарточку уничтожить, ножницами разрезать и в ведро мусорное выбросить, потому что должна быть справедливость на свете – те, кто бросает, не должны быть любимы, а только те, кто сам любит.

Оставался один день перед выездом терещенских. Ульфат ходил хмурый, рассеянный, все под ноги смотрел, под столы, под стулья заглядывал, под парты – а вдруг найдется сокровище его? Не выдержала Лиза, сменился ее праведный гнев на жалость к нему. Да и план свой так до конца и не выполнила – не дотронулась до кумира своего. Для чего все тогда задумала? Чтобы носить чужую фотокарточку под поясом от чулок и сгорать поминутно от страха, злости и зависти? И разве это – любовь? Вспомнила, как ей тепло сделалось, когда на его лице солнечный зайчик запрыгал, лед в ее душе растопил. Как было хорошо! А теперь – хорошо? Нет, опять темно и стыло. И Ульфату тоже плохо. Вот почернел весь, не смеется, не шутит. Один на скамейке сидит, башмаком пыль поддевает, голову опустил. Даже Петьке Сопле нечего сказать – ничем друга не может успокоить. Сам с ребятами в футбол играет, на воротах вместо Ульфата стоит, третий мяч подряд пропускает. Их класс уже две игры продул. Все кругом разрушается, и это только потому, что Лиза фото украла? Получается, что злой поступок, словно камень в воду брошенный, круги разрушения вокруг себя множит, и не только тому плохо, у кого украли, но и всем остальным – тому, кто украл, и тем, кто рядом и кто ничего об этом не знает.

Выждала Лиза, когда все на обед с площадки ушли, подошла осторожно к Ульфату. На скамейку рядом села. Он посмотрел на нее невидящим взглядом, сквозь челку каштановую, над бровями нависшую, резко спросил:

– Тебе чего?

Лиза вся съежилась. От кумира своего слышать злые нотки – ох как нелегко!

– Ничего, – сказала. – А что, скамейка твоя? Уже и сесть нельзя?

А у самой сердце заколотилось – так близко никогда с ним рядом не сидела. Внутри все затрепетало. Только бы не встал и не ушел. Нет, не уходит, нахохлился, как воробей под дождем, ссутулился.

Лиза помолчала, желтый лист клена с земли подняла, на прожилки его красные сквозь солнце посмотрела.

– Ты чего такой? Уезжать не хочешь? – наконец спросила.

– Не-а.

– А чего?

– А тебе чего? – огрызнулся Ульфат и снова поддел башмаком пыль под скамейкой.

– Ты всегда веселый. А теперь – нет, – добавила и посмотрела на него.

В глазах Ульфата на минуту проскочила искорка любопытства: уж никак не думал, что эта «немая» говорить умеет.

– Да вещь одна, – тяжело вздохнул Ульфат, – вещь одна ценная у меня пропала, вот и не до веселья. Два дня уже ищем, никак не найдем, а тут уезжать надо, вот и получается, что искать ее я больше не смогу.

Достал из кармана штанов пачку папирос «Прибой» и, тряхнув челкой, зажег папиросу спичкой из коробка, что рядом на скамейке лежал. Лиза загляделась – так лихо и по-взрослому это у него получилось. Она, конечно, знала, что мальчишки почти все курили – на хлеб и уборку территории у старших по спальне папиросы выменивали, а потом за палисадником у пожарного входа стояли стайками и курили, но вот так открыто, на скамейке перед окнами столовой, никто даже из самых бесшабашных себе не позволял.

Дым был крепким и тягучим, от него у Лизы защекотало в носу, и она, как ни старалась сдержаться, громко чихнула, а потом виновато посмотрела на Ульфата.

– На обед пора, – сказал Ульфат, увидев, как Петька Сопля ему из окна столовой знаки делает. «Да и то заметят, что я тут с этой „немой“ сижу», – подумал Ульфат и стал быстро затягиваться папиросой.

Лиза поняла, что надо поспешить и сказать самое важное, а то он докурит свой «Прибой» и уйдет.

– А если я эту вещь найду? – хрипло сказала она, и кровь отхлынула от ее лица.

Ульфат подавился затяжкой, закашлялся.

– Чего-чего? – сквозь кашель недоверчиво спросил он.

– Чего слышал. – Лиза пыталась держать такой тон, каким мальчишки между собой разговаривают.

– Как ты найдешь? – не понимал Ульфат, проглотил последнее облачко дыма и затушил бычок папиросы о низ скамейки. Сейчас он откинул со лба непослушную челку и в упор посмотрел на «немую». Шутит она, что ли?

Под прицелом его дерзких глаз Лиза вся сжалась, но виду не подала. Ах, какие они были зелено-карие, его глаза, как два омута, с темными прожилками вокруг зрачков.

– Ну чего уставилась? Не тяни, на обед опоздаем, – повторил Ульфат.

– Скажи, чего потерял. Я искать буду. Ты уедешь. А я – здесь искать буду, – дрогнувшим голосом сказала Лиза, от волнения чеканя короткие фразы так, будто только разговаривать научилась. Отдать ему карточку сразу, вот там, у скамейки, у нее не хватило смелости. Да и мог догадаться. Опять же, отдай она карточку сейчас, он бы разозлился – отчего молчала и вообще откуда узнала, что это он потерял.

Ульфат продолжал в упор смотреть на «немую». Вроде дело говорит. Не хотел с ней связываться, но все-таки – шанс. Повертел спичечный коробок в руках, ресницами махнул:

– Ладно. Скажу. Фотографию потерял. Вот такую маленькую, в нагрудном кармане носил. И как только выпала?! Везде искал: и в спальне, и в столовой, и в раздевалке. Везде. Нет нигде. Как будто украл кто. – Ульфат заглянул в Лизины глаза, и ей показалось на мгновение, что он обо всем догадался. Она была готова сквозь землю провалиться от стыда, страха и позора.

Но он встал со скамейки и продолжал, направляясь в столовую:

– Пошли на