Читать интересную книгу Первый: Новая история Гагарина и космической гонки - Стивен Уокер

«в случае невыхода корабля-спутника на орбиту в связи с недобором скорости он может опуститься в океан», что, конечно же, было правдой, но не всей. Если учесть, что «корабль-спутник» в этом случае быстро пошел бы ко дну, утонуть мог и космонавт в своей неустойчивой спасательной лодке, да еще и «из-за отсутствия, – как откровенно пишет Каманин, – средств обозначения его местонахождения».

Обнаружить хотя бы одну из этих проблем в отчете было невозможно. Королев был великолепным манипулятором и доказывал это снова и снова. Теперь ему требовалось провести самое зрелищное из всех его космических представлений, и он был настроен очень решительно. Так что обсуждение в Кремле в тот вечер продолжилось и сосредоточилось на документе, в котором правда представлялась очень дозированно – и это было суровой необходимостью, если его составитель хотел реализовать свои амбиции.

Один за другим Королев отмечал галочками пункты, требовавшие согласования. Во-первых, название космического корабля. Для внешнего мира все «Востоки» пока еще были просто «кораблями-спутниками» – скучное и уже затасканное наименование для столь сенсационного и эпохального полета. С первым пилотируемым полетом пришло наконец время раскрыть секретное наименование корабля – «Восток». Интересно, что существует недатированный лист, на котором почерком Королева перечислены 18 вариантов названия[370] корабля, причем все они начинаются на букву В: «Возрождение»; «Воля»; «Воинственный». Помимо того что половина этих названий была совершенно непроизносима для иностранцев, для публичного представления полета требовалось подчеркнуть мирные, а не воинственные цели СССР, какие бы базы и взлетные полосы космонавт ни увидел в свой иллюминатор, пролетая над ними. Так что «Восток» остался «Востоком».

Что касается открытой информации, то было согласовано три заранее подготовленных варианта официального сообщения ТАСС. Первое предназначалось для публикации после того, как космонавт выйдет на орбиту, – но раньше, чем он вернется на Землю. Причина была понятна, если учесть тогдашнюю обстановку в мире: если бы что-то пошло не так и космонавт приземлился бы где-нибудь за границей, «это не позволило бы никакому иностранному правительству объявить космонавта шпионом». Никто не хотел получить сценарий с Гэри Пауэрсом наоборот, где космонавту досталась бы роль сбитого летчика-шпиона. Несомненно, и воспоминания о том, что селяне чуть не сделали с Иваном Ивановичем, были свежи в памяти.

Второе сообщение ТАСС подлежало обнародованию только после успешной посадки космонавта. Третье сообщение было подготовлено на случай посадки в море, чтобы остальные страны могли помочь «в спасении космонавта», – разумная предосторожность, если учесть, что шансы на спасение космонавта в море своими силами были слабоватыми, и Королев хорошо знал об этом. Четвертого сообщения на тот случай, если Р-7 и космонавт вообще не выйдут на орбиту, не было. Если бы ракета взорвалась после старта, миру ничего не стали бы сообщать. Как Бондаренко в сурдобарокамере, космонавт умер бы в неизвестности.

Все эти вопросы были довольно быстро решены. Однако один вопрос все же вызвал на том совещании горячие споры – вопрос о бортовом устройстве аварийного подрыва объекта, то есть о бомбе. До сих пор таким устройством оборудовались все семь летавших «Востоков». Однажды оно даже было использовано, когда во время полета Пчелки и Мушки в минувшем декабре тормозной двигатель сработал неправильно и возникла угроза приземления спускаемого аппарата за пределами СССР. Еще до того, как это могло случиться, бомба уничтожила и капсулу, и двух собак вместе с ней. Теперь заместитель председателя КГБ Ивашутин настаивал, что и корабль с космонавтом необходимо оборудовать таким устройством. Космонавта, как и собак, следовало уничтожить при возникновении риска попадания секретного корабля в чужие руки. Невероятно, но остальные участники совещания не согласились с Ивашутиным. В конечном итоге, столкнувшись с единодушным протестом, даже этот жесткий, могущественный и недоверчивый человек вынужден был отступить.

После решения этого вопроса докладная записка была наконец готова[371]. В последних строках документа содержалась просьба к высшему органу реальной власти в СССР «разрешить пуск первого советского спутника-корабля с человеком» в период между 10 и 20 апреля. Не теряя больше времени, Королев на следующее же утро отправил документ в Центральный комитет Коммунистической партии. Центральный комитет был большой и неповоротливой организацией, которую официально контролировал намного менее многочисленный орган – Президиум. В конечном же итоге его решения определялись волей всего одного человека – Никиты Хрущева. Королев запустил таймер. Теперь ему оставалось только ждать ответа.

Тем временем своего решения ждал еще один вопрос, о котором в докладной записке ничего не говорилось: кто будет этим «человеком на борту»? Как руководитель подготовки космонавтов, Каманин внимательно наблюдал за шестью кандидатами, когда они недавно были на космодроме. За 10 месяцев с момента знакомства он узнал их достаточно хорошо, но эта последняя поездка давала возможность узнать их намного ближе. В дневниковой записи от 20 марта, за пять дней до второго полета Ивана, Каманин отвлекается от рассуждений о венерианском зонде, чтобы «записать несколько строк и об отважной шестерке космонавтов»[372]:

В ноябре прошлого года… мои встречи с космонавтами стали более частыми; я был председателем экзаменационной комиссии, знал их подготовленность к полету, их анкетные данные, но я почти не замечал их различий между собой – все они были для меня космонавтами, и только. Вот уже пятые сутки мы все время вместе. Я провожу с ними занятия, мы вместе занимаемся спортом, едим за одним столом, играем в шахматы, смотрим кино. Все они доверчиво и с уважением относятся ко мне, а я начинаю подмечать их сугубо индивидуальные черты и интересы. Вчера, например, когда мы все после ужина пошли в кино, Титов попросил разрешения не идти с нами, а почитать Пушкина – оказывается, он увлекается поэзией и много читает. Попович, Николаев, Быковский и Нелюбов прилично играют в шахматы, иногда садятся и за преферанс. Юра Гагарин безразличен к картам и шахматам, но увлекается спортом, не оставляет без внимания остроумные анекдоты или веселые шутки.

Вот опять индивидуализм Германа Титова, его увлечение Пушкиным и склонность иногда побыть в одиночестве кажутся заслуживающими внимания – по крайней мере, Каманину, а ведь именно его представление об этих личностях будет играть решающую роль в окончательном решении. Обращает на себя внимание также гагаринское чувство юмора – качество, которое фигурирует в бесчисленных рассказах современников и которое, возможно, служило своеобразными дрожжами для его неуемной мотивации и энергии. То, что Нелюбов упоминается лишь мельком, тоже показательно. После сдачи космонавтами экзамена в январе он по-прежнему предварительно числился третьим после Гагарина и Титова. Но его временами довольно откровенный эгоизм быстро сводил шансы выбраться на первое место к нулю.

Вернувшись в Москву, все трое записали серьезные «личные» обращения для будущего распространения, составленные так, будто запись сделана в день полета. Их также сняли на пленку для использования записи в будущем: на этой пленке они гуляют по Москве, вокруг лежит тающий весенний снег, деревья еще голые; они посещают Ленинские горы, Красную площадь и Мавзолей Ленина – священные для коммунистов места. Молодые люди болтают, смеются, показывают что-то друг другу, а прохожие практически не обращают на них внимания: просто три молодых офицера в форме наслаждаются увольнительной в столице. Но Титов, всегда отличавшийся вниманием к мелочам, заметил, что «кинооператоры больше других снимают Юру[373]. И подумал: «Значит, все-таки Юра… Хотя ничего еще было не решено, и я, конечно, надеялся, что первый полет могут доверить и мне».

Эта прогулка состоялась 3 апреля. К тому моменту Королев ждал ответа Президиума ЦК на свою докладную записку и запрос уже три дня. Без нескольких минут четыре в тот день ответ наконец прибыл:

Президиум Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза

3 апреля 1961 года

Строго секретно

Особая папка

1. Одобрить предложение… о запуске космического корабля-спутника[374] «Восток-3А» с космонавтом на борту.

2. Одобрить проекты сообщений ТАСС о запуске… и предоставить право Комиссии по запуску, в случае необходимости, вносить уточнения по результатам запуска, а Комиссии Президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам опубликовать его.

На советском бюрократическом языке это означало «да». Позвонив Каманину и велев ему «ускорить вылет»