зашевелится вся эта продажная сволочь! Они же, поди, уже поверили, будто бы немцы в Москве, – а мы им сводку! Правда, за хлебом ходить тогда без приключений уже не получится.
– Ничего, это можно! – усмехнулся Виктор. – Главное, чтобы приключения хорошо заканчивались. Только вот насчёт сводки… Тяжело об этом говорить, но наши сейчас отступают. Это, конечно, временно, и скоро всё изменится. Тогда несдобровать всем этим предателям и трусам, что подались в полицаи!
Юра сверкнул своими чёрными цыганскими глазами.
– И откуда они только берутся! – воскликнул он возмущённо. – Да ещё так много! Вот ты, Витька, мне скажи! Ведь жили, гады, среди нас, и мы их за своих считали, а оказались – шкуры!
– Кто шкуры, а кто и настоящие враги, – негромко, но с силой произнёс Виктор. – Мы вот и не ждали, и не верили, что их так много осталось – тех, кто столько лет нож за пазухой прятал. Кто бы мне до войны сказал, что так будет – на один хутор десяток полицаев, и все местные, из этого района, – да я бы ему по морде съездил!
– Загибаешь, не съездил бы! – не поверил сметливый Юрка. – Это ты сейчас так говоришь. Не такой у тебя, Витька, характер. Ты бы слова нашёл такие, чтобы не хуже, чем кулак, били. Идейно. Ты умеешь.
– Это верно, – согласился Виктор, ничуть не смутившись. – До войны так оно казалась, что не хуже, что словами и доводами с ними можно чего-то добиться. А теперь вот уже не кулак в ход идёт, а пули. И бой у нас с ними насмерть.
И вслед за Виктором Юра тоже сдвинул брови, осмысливая сказанное. В самом деле, это было так неожиданно и так больно – узнать, сколько же падали вокруг, оказывается. И хотя настоящих, смелых и честных людей в разы больше – на их фоне всякая дрянь кажется ещё омерзительнее.
Партизанская клятва
С такими мыслями вернулись ребята в штаб отряда. Оказалось, что все остальные члены группы Рыбалко вместе с командиром и комиссаром в сборе, ждали только их. На опушке леса, окружённой деревьями, выстроились все бойцы. Лучи закатного солнца касались их лиц, и всё живое вокруг замерло и слушало внимательно и торжественно. Говорил комиссар Михаил Третьякевич. Голос старшего брата проникал Виктору прямо в сердце:
– Товарищи бойцы! Все партизаны должны дать партизанскую клятву. Таково требование нашей партизанской жизни. Поклянёмся же в верности нашей Родине и нашему общему делу её освобождения. Это как присяга в армии. Прошу повторять за мной, товарищи.
И голоса всех собравшихся стали подхватывать каждую фразу дружным хором:
– «Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического русского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен. За сожжённые города и сёла, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно, неустанно. Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей».
После первой вылазки Надежды и Виктора в Ворошиловград с листовками на другой день в городе побывала Галина Серикова. Вернулась она к вечеру, но задолго до заката, и ей пришлось дожидаться командира, чтобы сделать доклад. Штаб отряда к этому времени сменил дислокацию. Слишком открытая местность и близость Паньковки вынуждали к этому. Было ясно, что залог успеха в таких природных условиях – это прежде всего мобильность, потому что оставаться на одном месте подолгу опасно. Юра Алексенцев уже ходил в Паньковку с листовками, и одну ухитрился налепить прямо старосте на спину. Дерзкая шутка пришлась по душе всем, включая командира и комиссара, но она же послужила поводом немедля перенести базирование штаба, тем более что новое место уже подыскали и снялись бы раньше, если бы все эти дни не ждали связных других групп отряда.
С самого начала связь со штабом и группой Рыбалко поддерживала только одна группа Громова. Две группы, чья судьба до сих пор оставалась неизвестной, – это половина отряда. Перемещая штаб в другое место, о котором ничего не знали командиры обеих групп, командир отряда Яковенко не мог не думать об установлении связи с ними.
Вот почему он взял с собой Виктора и Надежду, и вместе они отправились на поиски группы Литвинова. Но там, где, согласно заранее разработанному плану, она должна была размещаться, не оказалось ни партизанского лагеря, ни каких бы то ни было его следов. Командир вместе с Надеждой и Виктором весь день провели в поисках и вернулись в сумерках, усталые и с тревогой на сердце. Нет ничего хуже неизвестности – она порождает недобрые предчувствия.
Но Яковенко сдаваться не собирался, а дурные предчувствия гнал прочь.
– Будем ещё искать! – заявил он твёрдо. – Ещё и ещё. Пока не выясним, что с ними сталось.
У вечернего партизанского костра собрались штаб отряда и вся группа Рыбалко. Слушали Галину Серикову с напряжённым вниманием.
– Листовки наши люди в городе читают! – с огнём в глазах рассказывала она. – Читают и обсуждают. Люди рады, что они не одни, что мы есть. Большинство наших людей не хочет верить фашистской пропаганде. Но им нужна наша помощь. Им трудно во всём разобраться самим, слишком много лжи обрушивается на них каждый день. Нужно больше листовок, товарищи! Столько, чтобы никто не мог пройти мимо правды. Наши товарищи в городе позаботятся о распространении. Но самое главное теперь для нас – это предупредить молодёжь. По всему городу фашисты расклеили свои плакаты. Агитируют дурачков добровольно ехать на работы в Германию и обещают им сытую жизнь.
– Неужели вправду есть такие дурни, кто верит? – не вытерпел возмущенный Юра Алексенцев.
– Дурни, Юра, всегда были и всегда будут, – заметила Галина. – И потом, знаешь, в оккупированном городе людей ставят перед выбором: работа на оккупантов или голод. А на плакатах фашистских стол с едой нарисован, с колбасой и всем прочим подобным. Так смачно нарисован, чтоб у дурней слюни потекли и те сами в фашистское ярмо впрягаться побежали. Жаль, клей у немцев хороший, ни одного такого плаката мне содрать не удалось, а то бы я вам показала. Ну да сами увидите, когда в город с листовками пойдём. А в пропаганду свою фашисты и сами не очень верят, ведь дурных и вправду немного, меньше, чем им хотелось бы. Моя связная сообщила, что они намерены