рискованно. Но мы уже обошли вокруг и нашли отстающую доску. Мы все сможем там пролезть.
Надежда и Виктор заглянули в щель между досками и убедились сами: по двору лениво прохаживался один из часовых, вооружённый автоматом. Второй неподвижно стоял на месте. Вокруг здания бывшего хлебозавода под открытым небом высились не поместившиеся под крышей штабеля боеприпасов. Впрочем, Надежда ведь ещё не рассказала ребятам суть предстоящего дела. Могли ли они разглядеть в предрассветных сумерках, что именно сложено в штабеля возле здания?
Будто прочитав Надеждины мысли, Афанасий Забелин решительно рассеял её сомнения:
– Юрка уже во двор пробирался через лаз в заборе с той стороны. Лаз старый, еще с довоенных времён: видно, кто-то с хлебозавода батоны и караваи воровал. А фрицы здесь снаряды и бомбы хранят. Восемь штабелей авиабомб Юрка с той стороны возле чёрного входа насчитал. И вот мы подумали: как же будет хорошо, если фрицы недосчитаются хотя бы этих восьми штабелей!
– Если тут есть снаряды и бомбы, то, значит, есть и взрывчатка! – воодушевлённо подхватил Юрка. – Наверняка! Но не на улице, а внутри. С чёрного хода на склад не пробраться, там на окнах решётки. Значит, надо снять охрану, пока совсем не рассвело. Сначала того фрица, который справа, – он совсем квёлый, дрыхнет стоя. Я зайду ему со спины – и булыжником в висок. Булыжник уже присмотрел подходящий. Там же, во дворе. Я справлюсь. Вы только второго фрица отвлеките, чтобы не помешал.
– Второго фрица надо брать нам с Афанасием, – прошептал Виктор, и Забелин тотчас с готовностью отозвался:
– Ты, Витя, тоже сзади ему заходи, заставь его обернуться, а я тем временем выскочу перед ним и глотку гаду перережу.
Он достал из кармана нож для бумаги и одним ловким движением показал, как расправится с часовым.
– Хорошо, – согласился Виктор.
– А я заберусь на склад через окно, – заявила Надежда.
Ребята потом вспоминали эту свою диверсию, и им казалось, что всё произошло во сне. Немцы не успели даже ничего понять. Только вернувшись из города в лес, Афанасий и Юра осознали, что сегодня открыли счёт убитым врагам. Словно куль с мякиной повалилось на землю одно отяжелевшее тело с разбитым виском, и тотчас же следом – второе, с перерезанным горлом.
– Хлопцы, здесь есть гранаты! – раздался из ближайшего окна склада торжествующий голос Надежды.
– Хватит и одной, – отозвался Виктор. Еще до войны на учениях по боевой подготовке он занял первое место в классе по метанию гранат, а по стрельбе – первое место в школе. Настало время применить свои умения. Виктор велел всем быстро выбраться со двора склада обратно на улицу и отойти от забора как можно дальше. Один ловкий бросок в ближайший штабель – и светопреставление, сопровождавшееся оглушительным грохотом, превратило предрассветные сумерки в ослепительный день. Ребятам пришлось бежать без оглядки, а потом красться дворами и подворотнями. Им удалось покинуть город незамеченными. Напрасно суетились полицаи – диверсантов и след простыл.
Когда встало солнце, они были уже в лесу.
– Ну что ж, хлопцы, вот и разворошили мы сегодня осиный рой! – поздравила ребят Надежда.
– Да, здорово сработали! – подхватил Юра. Карие глаза его возбужденно блестели. – И кое-кому это ой как не понравится!
– Да уж, всякой сволоте оно явно против шерсти! – отлично понял младшего товарища Афанасий Забелин и пояснил для Надежды и Виктора: – Мы с Юркой, пока в подворотне той вас ждали, как раз такую вот сволоту и слышали. Разорялась она чуть не на всю улицу, мол, всё зло от партизан, потому что из-за партизанских вылазок немцы делаются злые и некультурные и население обижать начинают, а вот без партизан под оккупацией очень даже неплохо жить можно, приспособившись к новой власти. Видно, гадина эта и приспособилась уже неплохо, потому что в комендантский час свободно разгуливает по городу, а значит, спецпропуск имеет: на фрицев работает, и не с голодухи поломойкой какой-нибудь за хлеб. Нет, это птица другого полёта!
– Шлюха фашистская! – злобно выругался Юрка.
А Виктор, внимательно наблюдая за Надеждой, заметил задумчиво:
– Шлюх сейчас, конечно, развелось немало, причём обоих полов, и партизаны им как кость в горле. Но, с другой стороны, если бы я пошёл работать на немцев по заданию подпольного обкома, я бы на всю улицу о партизанах именно так и высказывался. Ночной пропуск – вещь полезная, а ещё полезнее – пропуск в комендатуру, в кабинеты фашистских начальников. А партизан поругать язык не отвалится. И что партизаны те тебя фашистской шлюхой обзовут – не беда. Главное, чтобы дальше обзывания дело не пошло.
– Вот тебе на! – воскликнул Юрка. – Как это ты, Витька, догадался? Надь, а что, правда?!
– Виктор наблюдательнее вас, но он и знает больше, – примирительно заметила Надежда. – Поэтому и догадался, кого вы на улице возле дома нашей связной видели.
Да, Виктор догадался, что Юрка Алексенцев обозвал шлюхой разведчицу Лилю, перед уходом в лес завербованную Надеждой для сбора информации. Лиля держала связь с Надеждой через Светлану. Может быть, сведения о складе боеприпасов на хлебозаводе принесла для них именно Лиля.
– Я вот думаю, как это трудно – на немцев работать по заданию, да ещё стараться, чтобы никто не догадался, а наши чтобы тебя ещё и за тварь продажную считали, потому что это тоже часть задания. Не знаю, смог бы я так или нет. А ведь кто-то должен! – поделился Виктор с товарищами своими мыслями.
– Ты, Витька, всё бы смог, если надо! – воскликнул Юрка с жаром. – Ты когда задумаешься, на тебя глядишь – и кажется, будто бы ты на Луну улетел. Кто бы догадался, что ты так гранаты кидать умеешь? Словно на фронте уже побывать успел и подорвал фашистских танков не меньше десятка!
– Не успел, – улыбнулся Виктор. – Я пока ещё ни одного фашиста не убил.
Тут шестнадцатилетний Юрка Алексенцев почувствовал своё превосходство.
– Успеешь, – протянул он снисходительно и поспешил прибавить: – Вон, я убил и не заметил. Проломил ему висок, он и брякнулся как кукла. – Юрка зачастил взволнованной скороговоркой, лихорадочно блестя глазами: – Булыжник я подходящий выбрал, с острым краем. А человека, оказывается, раз плюнуть убить. Хоть фашист он, конечно, не человек, но организм у него человеческий и кровь как у людей. Он чуть меня своей кровью не забрызгал. Вот была бы она у них, фашистов, чёрная… А то точно как у нас!
– Я до войны даже курицу убить не мог, – признался вдруг Афанасий, достав из чехла свой нож с обтянутой кожей рукояткой и недоверчиво глядя на плохо вытертое