спуске. Он покашлял в кулак обеспокоенно и направился к Савелию.
– Что вы тут делаете, товарищ? – строго спросил он. – Кто вас направил сюда?
Лицо у Савелия словно бы закаменело, ни одна жилка, ни один мускул на нем не дрогнули.
– Воинский патруль, – четко ответил Савелий. – Направлен сюда для усиления охраны Красной площади накануне праздничного ноябрьского парада.
Милиционер запустил под форменную кубанку пальцы и ожесточенно потер уши.
– Что-то я не помню, чтобы кого-то из армейских должны были прислать, не слышал даже… У кого я могу это узнать?
– У начальства, – бодро отчеканил Савелий.
– Где оно?
Савелий, сидя на плахе, выпрямился, словно стоял в строю.
– Не могу знать!
– А здесь оно появится?
– Обязательно появится. С обходом постов. Куда ж оно денется? На то оно и есть оно! – Савелий поднял над головой правую руку с лихо вздернутым указательным пальцем.
– Я бы хотел с вашим старшим переговорить.
– Я ему это обязательно передам, – пообещал Савелий бдительному милиционеру.
Проводив его внимательным взглядом, Савелий огляделся. Площадь была сильно запорошена снегом, брусчатка проглядывала только в накатанных автомобильных следах, уползающих в Спасские ворота, – машины ходили здесь часто и не давали снегу закрепиться на камнях. Возле самого въезда в ворота стояли двое часовых – один в караульной будке, второй снаружи, на противоположной стороне наката.
Несмотря на теплую одежду – подбитые ватой длиннополые шинели, часовые на морозе долго не стояли, менялись каждые полчаса, а в отдельных случаях, как слышал Савелий, каждые пятнадцать минут.
Пока Савелий пристраивался на плахе, ерзал задом на холодной тверди – непонятно какой, то ли деревянной, то ли каменной, – прошли три машины, две «эмки» и одна черная, большая, торжественно поблескивающая лаком, – то ли заморского производства, то ли отечественный ЗИС, в этом Савелий не успел разобраться. Он хорошо знал только две марки, популярные – полуторку, именуемую в его деревне (а раз в его деревне так именуют, то значит, именуют и во всей стране) «ГАЗ – два раз», и грузовик потяжелее и побольше полуторки – ЗИС.
В эвакуации завод начал выпускать и второй грузовик УралЗИС, на фронте он показал себя очень неплохо; от московского ЗИСа уральский вариант почти ничем не отличался, хотя был проще столичного.
Пока Савелий рассматривал площадь, к нему подошел еще один человек в милицейской форме, повыше званием – с двумя шпалами в петлицах.
– А вы откуда здесь взялись, товарищ красноармеец? – спросил он.
Савелий слово в слово повторил фразу насчет воинского патруля, которую он очень удачно сочинил и выдал предыдущему милиционеру.
– Раньше здесь никаких патрулей не было, – недовольно заметил милицейский командир.
– Не могу знать! – отчеканил вместо ответа Савелий. Все страхи, сомнения, беспокойство, сидевшие в нем, испарились бесследно, он чувствовал себя уверенно, как человек, идущий на правое дело, – ничто в нем не дрожало, не сомневалось, ни одна жилка, ни одна мышца, он был спокоен, как никогда. Глянул в глаза милиционеру со шпалами в петлицах и отвернулся: этот человек не интересовал его.
Посмотрел на часы, украшавшие Спасскую башню. Время было еще детское, хотя народу, заседавшему в Кремле, пора было отправляться на обед.
Следом за милиционером – явно старшим одного из патрулей, к нему подошел штатский в добротном сером пальто, украшенном меховым воротником.
– Кто такой? Откуда? Кто поставил на Лобное место? – отрывисто, будто стрелял из пистолета, начал спрашивать он.
– Поставил начальник караула, – спокойно ответил Савелий. – Откуда я и кто такой, спросите у него.
– Где он? Когда придет?
– Скоро. – Савелий вновь с невозмутимым видом глянул на огромный циферблат, украшавший Спасскую башню. – Скоро должен появиться.
– Номер вашей воинской части?
– Не имею права сказать! – бодрым голосом отчеканил Савелий.
– Хорошо, тогда назовите фамилию вашего командира.
– Придет начальник караула, спрашивайте у него. – Савелий спокойно и холодно, в упор посмотрел на человека в штатском.
– А когда он придет?
– Не могу знать!
Это твердое, словно бы вырезанное из скальной породы «Не могу знать!» Савелий повторил еще раз шесть, прежде чем куранты на Спасской башне пробили два часа дня.
С неба посыпалась мерзлая, стеклянно хрустящая крупка, ложилась она на площадь с неприятным звуком, от которого на зубах должен был рождаться скрип. Савелий был знаком с ним – очень похож на пронзительный визгливый скрежет, обычно рождающийся, когда стеклом трут по стеклу, только вот скрип что-то задерживался… В следующее мгновение Савелий поморщился – у него неожиданно зачесались зубы.
В это время в проеме Спасских ворот показалась длинная черная машина, Савелий настороженно вздернул голову – а вдруг в ней находится Сталин? Через пару секунд он опустил голову: машина шла одна, без автомобилей сопровождения. Сталин без сопровождения не ездил, обычно за ним следовали две-три машины с охраной.
А в этом автомобиле ехал Калинин, Савелий узнал его по острой бородке клинышком и сухому лицу с впалыми щеками; сидел Калинин в машине сильно ссутулившись, вид у него был не то чтобы усталый, а более чем усталый – изнеможденный.
Савелий равнодушным взглядом проводил машину Калинина. К нему снова подошел штатский в пальто с меховым воротником.
– Ну и где ваш старший? – спросил он звонким натянутым голосом. Взгляд у штатского был злым, словно бы он увидел врага, переползшего из противоположного окопа в его собственный.
– Скоро будет, – не моргнув глазом ответил Савелий.
Штатский крякнул в кулак, хотел было спросить что-то еще, но смолчал, понял, что с этим медлительным тугодумным бойцом разговаривать бесполезно.
Савелий продолжал ждать. Стрелки часов на Спасской башне показывали четырнадцать часов пятнадцать минут. Савелий ощупал пальцами подсумок, проверил, легко ли снимается шлевка со шпенька и открывается нутро подсумка со снаряженными винтовочными обоймами. Кто знает, может быть, ему придется держать здесь бой – последний в жизни.
Он потряс деревянную ограду Лобного места: ограда была крепкой, сколоченной из дуба, а дуб винтовочная пуля до конца не прошибет – ковырнет носом, одолеет чуток, даже до середины кругляка не дойдет и увязнет в упрямой плоти. Савелий накинул кожаную шлевку на шпенек и застыл со спокойным, каким-то вмерзшим в нутро холодом – он ждал.
С крыши ГУМа свалился большой сноп колючей обледеневшей крошки, обдал мерзлой пылью штатского, спрятавшего голову в воротнике, штатский отскочил к Лобному месту, невидяще глянул на Савелия и зябко передернул плечами. Возможно, он что-то почувствовал.
Савелий подумал об этом, как подумал и о том, что от мехового воротника может исходить опасность, но никак на это не среагировал. Он вышел на свою финишную прямую, теперь ничто не сможет помешать ему исполнить задуманное.
На лице его появилась виноватая улыбка – он вспомнил отца. Где он сейчас находится, батя его, жив ли, а если жив, то здоров ли?
Краем уха он слышал, что священников перестали притеснять, – не то, что раньше. А перед самой войной энкавэдэшники лютовали, могли только за то, что священник носит крест