женщине Катя и легонько поцеловала ее в щеку.
– Не за что, дочка, – потрепала ее по щеке Маргарита. – Выживем, припомню вам гостеприимство свое. Буду к вам в гости в Москву шастать, да на премьеры в театр ходить, – засмеялась она.
– Да мы только за. Выжить бы, – грустно сказала я.
Позже, когда все мы немного отдохнули, Маргарита тихонько постучала к нам с девчонками в комнату и пройдя внутрь с охапкой одежды сказала:
– Мне приказали вас приодеть. Здесь кое-какие платья. Приезжала труппа как-то артисток ихних несколько месяцев назад, костюмы все оставили здесь тогда, поскольку больше без них обходились, прости господи, – закатила под лоб глаза от воспоминаний хозяйка дома. – Думаю, это будет лучшим решением.
Мы с девчонками развернули и посмотрели на коротюсенькие платья с красной юбкой и белым верхом, затянуты корсетом и едва прикрывающим грудь огромным декольте. Переглянувшись мы скривились и Света, швырнув платье на кровать, сказала:
– Я этот срам не надену.
– Я тоже, – хмыкнула Ленка, прислонив к себе платье, которое едва-едва прикрывало бы ее зад.
– А что одевать тогда будем? – тихонько спросила Катя.
Немного подумав я пошла в коридор, где в кучу были свалены наши вещи, достала из чемодана русские народные пестрые сарафаны и ленты для волос и вернувшись в комнату сказала:
– Наши наденем. Мы ведь русские актрисы. Ну вот и покажем сегодня наше русское народное искусство. Что там говорил Вольфганг вчера? Серость ему надоела? Ну вот и преподнесем ему пестрые краски России во всей красе. Экзотику, так сказать. А ты, – посмотрела я на Катю и протянула ей красивое белое платье балерины, – станцуешь ему партию свою самую лучшую. Уж балета они точно здесь сколько лет уже не видели. Сделаем так, а там пускай будь что будет. Выше головы не прыгнешь, если не судьба.
– С ума сошли, – только и ответила Маргарита, приложив к себе один из наших костюмов. – Как бы вас там сразу и не перестреляли за это.
– Не перестреляют, – строго сказал Ленка, распустив свои длинные волосы. – Одеваемся, девчонки.
Переодевшись в свои платья, заплетя свои волосы в длинные косы, поскольку за четыре года у каждой из нас такая красота доходила до самого пояса, мы украсили прически атласными лентами и когда Маргарита зашла к нам в комнату, чтобы сказать, что машина за нами уже приехала, только всплеснула руками.
– Не передать! Красота-то какая, девчонки! – проговорила она и заплакала. – Нет, краше наших девчат в целом мире не найти! Только бы война поскорее закончилась, родимые мои, – обняла она нас.
В этот момент из соседней комнаты вышла наша тоненькая Катя, одетая в самое обычное платье балерины, украшенное только легкой вышивкой на груди. На ногах у Кати были пуанты, которые она очень редко надевала, поскольку танцевать ей приходилось в полевых условиях обычные народные танцы вместе с нами, а о классике, как она сама говорила, уже и думать позабыла.
– Балериночка ты моя. Кто ж тебя надоумил по фронтовым-то полям ездить? Тебе бы в Большом танцевать, а ты вон где оказалась! Тростинка ведь какая, ты погляди. А ножки-то! – подойдя к Кате сказала Маргарита, обняв девушку.
– Я сама не захотела оставаться там, – улыбнулась нежной улыбкой Катя, поправив на голове причудливую заколку для волос с сеточкой.
– Лебедь ты наша, – сплеснула руками Маргарита, обхватив ладонями тонкую талию Кати так, что ее пальцы еще чуть-чуть и сошлись бы вместе. – Ой, девки. Вот за кого я боюсь больше всего, – нахмурилась женщина. – Вы вон какие бойкие, кому хош руки пооткусываете. А эта?! Кукла ведь! Ой беда будет, чую!
– Да ладно вам, – оборвала ее стенания Ленка. – Накличете еще.
– Что накличут? – спросил вошедший к нам в комнату заспанный Лев Давидович и при виде нас разодетых в пух и прах гневно заорал, – А эту какого лешего вы так нарядили?! Куда ей там ноги задирать перед немцами?! Ану снимай, быстро! – схватив Катю за руку он вытолкал ее в другую комнату.
Но девушка, вырвав руку, вернулась к нам и гневно глядя на режиссера сказала:
– Сказано выступить так, как в последний раз, значит так и сделаю!
– Я тебе дам, дура ты этакая, – дернул на Кате Лев Давидович юбку так, что оторвал кусок полотна. – Быстро одевай то же, что и все! Это тебе не наши, которые уважают своих женщин. Ты там ноги свои оголенные длиннющие только выставишь, так тебя со сцены и стянут сразу. Господи, ну какие же вы глупые у меня еще! – расстроенно проговорил режиссер, швыряя испуганной Кате платье. – А вы чего зеньки свои выпучили! Мозги включайте! Тьфу на вас, бабы!
Маргарита заботливо обняла Льва Давидовича и что-то тихонько шепча ему на ухо вывела в гостиную, где усадила за стол, налила рюмку самогона и поставив перед режиссером поцеловала его в лысеющую макушку, от чего тот стразу притих и с виду подобрел.
– А он прав, – тихо прошептала я. – О чем мы думали?
– Ой, ты хоть причитать не начинай! – ответила Ленка.
Когда Катя вышла к нам в таком же русском сарафане, в который были одеты все мы, Светка глянула на нее и сказала:
– Да ее во что не одень, она самый лакомый кусочек из нас всех. Балерина есть балерина.
– Девочки, да не переживайте вы так за меня, все будет хорошо! – спокойно проговорила Катя.
– Ой, будь что будет, – махнула рукой я на нас всех и пошла в гостиную, прихватив с собой огромный платок с пестрыми цветами.
– Ну это более-менее, – недовольно прокряхтел режиссер, оглядев нас с ног до головы. – Так! Улыбаться так, чтобы интереса не вызывать к себе, как к женщине, помните, как я вас учил в Москве. Никаких тебе глазок, подмигиваний и прочих женских штучек, которыми вы вовсю пользовались на сцене перед нашими хлопцами. Тут как солдаты мне чтоб! – рявкнула он на нас. – Отработали чтоб на отменно и не более!
– Есть товарищ капитан! – отчеканила Ленка, став по стойке смирно.
– Вот-вот, правильно, богиня моя! – проговорил режиссер и по очереди обняв нас едва не плача сказал. – Господи, как на убой отправляю, честное слово!
– А Леша где? – спросила Катя.
– Да спит еще, разбудить может? – спросил Лев Давидович, видя, как девушка переживает.
– Нет-нет, пускай отдыхает, – остановила она его, мягко улыбнувшись.
– Ладно, девочки, поехали уже. Гельмут машину прислал за вами. Немцы не любят, когда опаздывают. А вам еще на месте надо осмотреться, сцену опробовать, новое место как-никак, – сказала Маргарита.
Мы кивнули и уже через четверть часа автомобиль привез нас в довольно-таки большое здание