вышел из кухни.
Айнагуль спрятала нарядные кисайки за мутным стеклом серванта и поставила на поднос бледный, с подстертыми цветами, кое-где даже с трещинками повседневный комплект.
Катя сидела напротив Аманбеке и терзала молнию рюкзака. Увидев Айнагуль, встала помочь.
– Ой, я сама. Ты что, – удивилась Айнагуль. – Сиди отдыхай.
Катя улыбнулась и вернулась на место. Аманбеке цокнула языком.
– Отца хорошо проводили. Склеп какой отстроили! – чуть ли не мечтательно сказала свекровь. – Мяса сколько было. Мы корову даже зарезали, кормилицу нашу. Люди неделю шли к нам поминать. И каждому с собой еще дай, и мяса, и лепешки, и сладкое, и бархата зеленого, да не на корпе, а платье сшить можно. Ну, ты помнишь, наверное, как мы тут хороним.
– Помню, – тихо сказала Катя.
– А ведь мы только сына женили. – Аманбеке коснулась ноги Тулина, который лежал в подушках как султан и со швырканьем потягивал чай. – В долги влезли.
Аманбеке выразительно покосилась на Айнагуль. Но обида на родителей, которые сбыли ее с рук, будто худую овцу, жгла сильнее, чем попреки новой семьи. Айнагуль даже не покраснела.
– Так что ты давай-ка квартиру перепиши на Тулина за долги, так будет честно, – властным голосом заявила свекровь.
Айнагуль ждала реакции Кати. Золовка молчала. Медленно подносила пиалушку ко рту, хмурила брови, делала крошечный глоток и ставила посудину на место. Ей чай пить противно? Или она так выражает свое недовольство словами Аманбеке?
Сама Айнагуль терпеть не могла этот чай с молоком и жиром и себе в кисайку, не обращая внимания на хмурые взгляды свекрови, кроме сахара ничего не добавляла.
– Можно мне обычный чай? – неожиданно обратилась Катя к Айнагуль.
– Нет, нельзя, – отрезала Аманбеке, раздув ноздри.
– Я не могу это пить, простите. – Катя отодвинула кисайку с густой жижей. – А квартира по закону моя. Мать ее на меня переписала, и по отцу наследница тоже я.
– А по совести? – сощурившись, спросила Аманбеке.
– Сколько вы потратили на похороны?
– Полмиллиона, – не задумываясь, встрял Тулин.
– А посчитать, так и больше, – заявила свекровь.
– Я продам квартиру и верну вам половину. Двести пятьдесят тысяч.
– Хороша родня, ничего не скажешь, – вздохнула Аманбеке. – Мать вынесла полквартиры деньгами, а дочь всю квартиру решила оттяпать.
– Но это мое наследство!
– Так деньги давай за похороны и за мавзолей, еще четыреста тысяч. И забирай себе эту квартиру. Я разве против?
Айнагуль стало жаль золовку. Свекровь с Тулином выставили счет, который продажа квартиры не покроет. На миг ей захотелось вмешаться – рассказать о находке в корпе. Ведь если дело только в деньгах, они все могут разойтись мирно. Уже через минуту ей самой стало смешно. Конечно, они бы никогда не договорились, как поделить заначку Серикбая.
– Я отдам свою часть, сказала же. – Катя уже не старалась быть вежливой. Она сидела напротив тетки с ровной, как у статуэтки, спиной и будто копировала ее интонации.
– Где ты вообще была все это время? Строишь из себя тут нищенку.
– Может, она жадная просто? – спросил Тулин так, будто Кати здесь не было.
– Да, я жадная.
Тулин выловил ложкой из жирного чая размокшую лепешку и громко зачавкал.
– Мам, пусть подумает еще, не захочет по-хорошему – в суд подадим. Свои люди имеются в нужных станциях.
– Инстанциях, – машинально поправила его Айнагуль и уселась рядом.
Свекровь не сводила суровых глаз с сына. Тулин лениво повел плечом и внезапно выбросил вперед кулак. В глазах Айнагуль потемнело. Мутный потолок вдруг подпрыгнул, и Айнагуль поняла, что некрасиво заваливается навзничь под звон злосчастного браслета. Скула пульсировала болью.
Тулин как ни в чем не бывало швыркал чаем у самого уха.
– Ты что творишь? – словно издалека донесся крик Кати.
– А ты не лезь не в свое дело, – вкрадчиво произнес Тулин. – Пусть знает свое место. Мужа надо уважать, а не корчить из себя фифу образованную.
Айнагуль приподнялась на локтях и неловко села. Слезы сами собой текли у нее из глаз, обжигая солью ссадину на скуле.
– Не нравится – вали к своим родителям. – Тулин сощурил на жену глазки-угольки. – Только ты им не нужна, а бабка твоя померла в больнице на днях.
– Что? – Айнагуль показалось, что она ослышалась.
Катя обошла дастархан и выбежала из комнаты. Хлопнул холодильник. Золовка вернулась с куском мороженого мяса.
– Нет у тебя больше никого, кроме нас. – Тулин обвел взглядом комнату и задержался на Кате. – Да и у тебя.
– Очень больно? – спросила Катя, заворачивая ледяное мясо в вафельное полотенце и протягивая его Айнагуль. – Хорошо, что крови нет.
– Шпашибо, – пробормотала Айнагуль, не глядя на золовку. Приложенный сверток действительно заморозил боль, но ей было очень стыдно.
– Да какая кровь? Это я так, считай, погладил. – Тулин усмехнулся. – Хотел бы ударить, она бы сейчас не разговаривала.
– Што с бабушкой? – спросила Айнагуль, чувствуя, как шатается выбитый зуб.
– Похоронили Балжанайку. Хорошая она была женщина, – сухо ответила Аманбеке. – Видишь, Катя, как мы тут живем? Не сладко.
– Ладно, ты давай успокаивайся, – сказал Тулин и грубо потрепал Айнагуль по плечу. – А я сеструху отвезу.
Айнагуль не смогла встать. Смотрела, как Катя натягивает рюкзак на спину и разворачивается к выходу. Теперь она казалась ей слишком высокой для низкого потолка этого домишки. Тулин как будто это тоже заметил и стал расти вширь, распрямляя плечи, размахивая руками и даже растопыривая пальцы.
– Пока, Айнагуль, – сказала Катя жалостливо.
– Пока, – тихо ответила Айнагуль и встретилась взглядом с золовкой.
Лицо пульсировало и болело, но беспокоило Айнагуль то, что Катя уходит, а ей хочется уйти вместе с ней. А что, если так и поступить? Показать Кате деньги и предложить побег. Она кажется хорошим человеком. Они вместе уедут. Наверное, московская родственница поможет затеряться в большом городе, но не пропасть. А Тулин? Тулин не рванет за ними, надо только выбраться из поселка.
И так отчетливо Айнагуль представила себя на Красной площади в простом платье с Асхатиком на руках, что дернулась следом за мужем и золовкой из дома.
– А ты куда намылилась? – спросила Аманбеке, сверля сноху удивленным взглядом. – Убирать кто будет?
Айнагуль зло посмотрела на свекровь, но вслух ничего не сказала.
7
«Жигули» кряхтели. Тулин ругался матом.
– Ты пропустил поворот опять! – воскликнула Катя.
– Так к отцу же твоему едем. Не хочешь? – вдруг приятным голосом спросил Тулин. – Я подумал, что тебе надо на кладбище.
– Да я не против, – малодушно согласилась Катя и тут же укорила себя за вранье. Больше всего ей хотелось сейчас оказаться в родительской квартире подальше от алчной родни.
– Ну, вот и я о чем. Как раз посмотришь на отцовский мавзолей. Увидишь, что я ничего не придумываю, отстроили мы и правда дворец, а не какую-нибудь будку собачью. А это все денег стоило.
– Да верю я.
– И потом, ты же не хоронила его и не видела сколько лет. Надо было сразу к мавзолею ехать, а не чаевничать сидеть.
Машина выползла из поселка и по-утиному закачалась по песчаным ухабам. Катя скользила по кожаному горячему сиденью