побитого кирпича, похожая на уродливую коробку. И заброшенная могила с покосившейся оградкой, зато с молодым карагачем, который тянулся ровно по центру захоронения, словно это была не могила, а его персональная клумба.
Катя шагнула к каменному склепу, похожему на маленькую копию дворца из восточных сказок. Тулин кашлянул и зыркнул на громадную кирпичную коробку.
– Вот этот – дядин.
Катя сделала несколько неуверенных шагов. Невозможно представить, что в этой глухой коробке теперь лежит ее отец. Тулин вежливо распахнул железную, словно тюремную дверь, и в нос ударил знакомый перечный запах пыли и чего-то тошнотворно-сладкого.
– К папке-то подойди, хоть слезинку урони, – назидательно произнес Тулин и подтолкнул Катю в спину.
Лопатки будто стали чужими от прикосновения брата. Катя презрительно фыркнула и шагнула на утоптанный земляной пол. По центру кирпичной коробки словно плавало что-то светлое, в полумраке оно казалось серым и как будто живым, потрескивающим и шебуршащим. Тулин включил фонарик, и бледный луч, метнувшись по грубым стенам, заскользил по простыне на каменном столе.
– Он не хотел, чтобы его закапывали, – сообщил Тулин из-за спины. – Сейчас уже редко так хоронят. А мы все сделали честь по чести, положили головой на запад, как велит обычай.
– Можно мне фонарик? – Катя не глядя протянула руку.
Тулин отдал фонарь, скрестил руки на груди и сразу слился с полумраком склепа. Теперь его присутствие выдавал только звериный запах. Катя сделала еще полшажочка к мумии отца.
Вспомнилось, какой он был большой, пышущий здоровьем. Как спал после рейса, и, если прилечь рядом и положить голову ему на грудь, можно было задремать под ровное его дыхание. Собственное детство казалось ей теперь не куцым и обрывистым, а плавным и убаюкивающим. Выверенные движения матери и спокойный ее голос, еще без строгой церковности. Прогулки с отцом по висячему мосту, которые теперь перестали казаться страшными. Речушка с мягким глинистым дном. Вот отец поднимается в высоченную кабину фуры, подхватывает маленькую Катю и сажает к себе на колени, разрешает подержаться за гигантский руль механического зверя. Вот крепкие руки отца вскидывают хохочущего Маратика к самому потолку.
Катя прикрыла глаза и опустила руку с фонариком. Казалось, стоит их снова открыть – воспоминания сотрутся. Вдруг спиной она почувствовала пустоту, будто один шаг назад – и свалишься в пропасть.
Какой же гадкий и двуличный этот Тулин. После того, что он сделал, собрался, наверное, совершить намаз на земляном полу, даже не помыв руки. Вспомнился его язык и запах изо рта. Катя не успела почувствовать ни тревоги, ни страха. Гулко заныла тюремная дверь и с железным лязгом захлопнулась. Снаружи клацнул замок. Несколько секунд Катя стояла в растерянности. Круг света от фонаря на утоптанной земле напоминал дно стакана.
Очнувшись, Катя нащупала фонарем металлическую дверь, за которой исчез Тулин.
– Придурок, выпусти меня! – Она заколотила кулаком по железу. – Не смешно, кончай прикалываться!
Замолчала, прислушиваясь. Какое-то время было тихо. Потом вдалеке закашляли «жигули». Рокот мотора удалялся. Катя вслушивалась в этот звук, наконец ей показалось, что далекое порыкивание – уже галлюцинация. Она прислонилась спиной к двери, несколько раз ударила по ней пяткой и обессиленно сползла на пол, ширкнув по железу рюкзаком.
– Мы больше не в школе, – тихо сказала она. Хотела заплакать, но слез не было.
«Он вернется, обязательно вернется, Тулин, конечно, придурок, но не убийца. Хочет запугать меня. Думает, я перепишу на него квартиру. Как бы не так! Если в школе не удалось меня сломать, то сейчас тем более не получится. Выйду – еще и заявление на него напишу. Это похищение и уголовная статья. Хотя, наверное, это не в первый раз, должно быть, он и жену украл. Не похожа она на человека, которому нравятся унижения и побои».
Надо было что-то делать. Катя поднялась на нетвердых ногах, взяла фонарь и пошла направо, ведя ладонью по шершавой стене склепа. Старалась держаться спиной к мертвому отцу. Когда фонарь освещал углы постройки, становилась видна мощная паутина, полная засохших трупиков. Жара спала, и дышать стало легче.
Наконец Катя оглянулась на отца и тихо, словно боялась разбудить спящего, подошла к его посмертной кровати. Тулин говорил, что связь здесь не берет, но все-таки стоит попробовать. Катя стянула рюкзак, зажала его между ног, чтобы не потерять в темноте, и быстро открыла. На земляной пол вывались комья одежды: кофта, белье, что-то еще. Катя подхватила вещи и аккуратно положила их в ноги отцу. Рылась, пока на самом дне не нащупала гладкий ускользающий телефон. Теперь он был главным Катиным сокровищем.
Зажегся экран. Его холодный свет ударил по глазам. На дисплее не было ни пропущенных, ни значка сети. Чтобы сэкономить батарею, Катя отключила фонарь и бережно положила его среди других вещей, вынутых из рюкзака. Если вдруг телефон сядет, а фонарь укатится, она окажется в полной, непроглядной тьме. Зашагала по склепу с высоко поднятым телефоном, но на экране только менялись цифры, показывающие время. Скоро полночь. А еще утром она представляла, как хозяйкой будет устраиваться в родительской квартире. Разложит вещи в своем детском шкафу, примет душ, устроится спать на родительской кровати.
Катя открыла WhatsApp и первый попавшийся чат, написала сообщение, что приехала в родной поселок, а ее заперли в склепе на мусульманском кладбище. Коллегам такое отправлять стыдно. Представила, что эта история прилипнет к ней на долгие годы. Может, лучше умереть?
Скопировала сообщение и пошла по контактам. Не дождешься помощи от Аманбеке, Юрка, его мамы. Своя мама тоже не помощница. Осталась одна риелторша. Глубоко вздохнув, Катя вставила сообщение в чат и нажала «Отправить».
Телефон загорелся красным восклицательным знаком. Сообщение не ушло. Как ни вставала она на цыпочки, как ни подпрыгивала, как ни нажимала на кнопку «Повторить» – ничего не получалось. Был только один вариант – забраться повыше.
Задержав дыхание, Катя залезла на стол одним коленом, затем другим, осторожно встала на ноги. Замерла. Главное – не смотреть на отца. В памяти всплыло его смуглое лицо с беспокойными желваками. Теперь они, наверное, такие острые, будто ножики в кожаных чехлах. Катя задрала руку с телефоном и нажала «Повторить отправку». Опять восклицательный знак. Вдруг краем глаза она уловила движение на столе. Показалось? Саван натянулся под Катиными кроссовками, и на месте отцовского лица возникла будто бы посмертная гипсовая маска. Катя завизжала, неловко спрыгнула, ударившись лбом об угол стола, и откатилась к стене.
Открывать глаза было тяжело и страшно. Решила больше ничего не предпринимать до утра. Запихала комья одежды в рюкзак, нащупала фонарик, выключила телефон и спрятала сокровище в боковой карман. Хотела улечься на рюкзак, как на подушку, но что-то жесткое больно давило на висок. Диктофон. Вспомнился пленочный плеер из детства. Как много звуков он записал. Целую Катину жизнь. Новый цифровой вмещал гораздо больше.