Айнагуль затрещину. Буднично и сильно. Айнагуль никогда не били, от неожиданности она упала и тут же расплакалась. Не торопилась вставать. Непромытый пол казался безопасным.
– Чего разлеглась-то? Ишь ты, неженка какая. – Тулин схватил жену за локоть и рывком поднял на ноги. – Время на прогулки было, а мусор вынести не успела, значит? Получай тогда по заслугам.
Маринка донесла, зло подумала Айнагуль, но вслух ничего не сказала.
Тулин взглянул на пакеты, прикидывая, стоит ли вынести все сразу или оставить на потом.
– Какой воняет? – спросил он.
Айнагуль указала на тот, что с подгнившими продуктами. Тулин, кривясь, подхватил пакет, к нему еще пару, выпустил Айнагуль с ребенком и захлопнул дверь.
Из-под корпе торчал кусочек завалявшейся купюры.
6
Катя поднялась с рассветом. Всучила сонной проводнице мятое постельное белье с заскорузлым, похожим на черную коросту штампом российских железных дорог, полосатый матрац свернула колбаской и прижала к стенке. Поминутно оглядываясь на спящего соседа по купе, быстро скинула майку, пижамные штаны и запахнулась в льняное платье-халат. Ложка брякала в стакане и навязчиво напоминала об остывшем чае. Катя сделала несколько приторных глотков и замерла, увидев в окне знакомые подпаленные солнцем холмы.
«Я вернулась», – подумала она и, подхватив рюкзак, вышла из купе. Взбодрившаяся проводница спустила железные ступени, Катя выпрыгнула на мягкий от жары асфальт перрона. Воздух, горячий, будто из фена, тут же подхватил ее волосы. Прядь прилипла к прозрачной помаде на губах. С непривычки перед глазами замелькали кляксы.
Тулин обещал ее встретить. Не то чтобы она этого хотела или не помнила дороги домой. Просто Аманбеке сказала это отцовским тоном, чуть ли не его голосом, и Кате вдруг захотелось встречи с родственниками, хотя, как только она задумывалась о тетке с братом, плохое предчувствие начинало копошиться под ложечкой. «Это всего лишь детский страх», – успокаивала себя Катя и старалась думать о чем-нибудь приятном, о будущей квартире, например.
Казалось, железнодорожная станция уменьшилась. Катя почему-то помнила здание вокзала двухэтажным, чуть ли не дворцом, но городок встречал прибывших обветшалым бледно-желтым домиком с двумя тщедушными колоннами. Ленин, стоявший чуть поодаль на бетонном постаменте, выглядел не настоящим взрослым, скорее мальчишкой с приклеенной бородкой в папином длинном пальто.
За памятником вождю собиралась нарядная ребятня – фольклорный хор из местного Дома культуры железнодорожников. Катя помнила, что, когда они с Ирочкой уезжали, по перрону разносились казачьи песни. Интересно, что стало с теми детьми, кто, сам того не зная, провожал Катю в Москву. Она всматривалась в лица всех встречающих, не окажется ли кто знакомым. Вот один крепкий парень, такой же смуглый, каким она помнила Тулина, она было кивнула ему, но тот улыбнулся, и его простое лицо стало удивительно добрым. «Это не Тулин», – подумала Катя и отвернулась, чтобы не провоцировать знакомства.
Время шло, Катя стала сомневаться, что Тулин вообще приедет. Она присмотрелась к мужчине, что стоял недалеко от нее, как цапля на одной ноге, и тоже кого-то ждал. Тугое, словно мяч, пузо растягивало картинку на яркой футболке.
– Извините, вы не знаете, во сколько будет автобус в поселок? – неуверенно спросила Катя, ругая себя, что не предусмотрела вариант, что ее никто не встретит.
– Там посмотри. – Мужчина кивнул в сторону доски объявлений и сунул ногу в сланец, который все это время одиноко лежал под солнцем. – Твою ж мать, как горячо!
Собрал лицо в кучу в недовольной гримасе и цыкнул слюной сквозь щелку между передними зубами.
– Тулин?
Лицо тут же разгладилось, и Катя узнала загрубевшую линию рта и черные глазки двоюродного брата.
– Катюха, закинь соплю за ухо! Ты, что ль?
– Привет! Не узнала тебя, – пробормотала Катя, не зная, что еще сказать.
– Богатым буду, – с усмешкой ответил Тулин. – Поехали!
Тулин бросил на сестру оценивающий взгляд, и Катя поежилась, вспомнив, как на нее так же смотрел Юрок. До машины шли молча. Катя незаметно достала диктофон и нажала на запись. Резиновое шлепанье сланцев Тулина об асфальт, отдаляющийся гул перрона, казачий хор, кряхтенье и рев автомобильных моторов оцифровывались и оставались с Катей навсегда.
«Жигули», на которых приехал Тулин, были похожи на все, что составляло этот поселок. С разбитой мордой, угрюмые, кое-где подъеденные ржавчиной. Тулин как будто прочитал Катины мысли и буркнул:
– Это не моя тачка, у друга одолжил тебя встретить.
– Спасибо за это, – вежливо сказала Катя.
– Хотя если бы не твой папашка, я давно бы купил себе нормальную тачку.
Катя еще не решила, как отвечать на такие выпады, и молча села в раскаленную машину. Лобовое стекло украшало подобие елочных флажков, состоящее из фотографий девиц в открытых купальниках. Катя отключила диктофон и убрала его в рюкзачок. Оттуда достала бутылку воды и глотнула отдающей пластиком влаги. Тулин угрюмо скосил на нее глаза.
– Дай попить.
Катя отдала бутылку и сама отвернулась к окну. Иногда пейзаж был таким знакомым, что Кате казалось, будто она ребенком провела лето у Ирочки и теперь возвращается к отцу. Стойкие карагачи, потрепанные постоянными ветрами ивы, столбы, покосившиеся под тяжестью гудящих проводов.
Чем дальше они уезжали от вокзала, тем меньше людей встречалось на их пути. Изредка из-за кустов выпрыгивала какая-нибудь бойкая женщина с детьми и сумками и энергично махала руками. Тулин не брал попутчиков. Наоборот, набирал скорость и ржал, оставляя за собой сероватое облако пыли.
Больше всего Катю удивило, как изменилась река. В детстве каждую весну она выходила из берегов и затапливала старую часть города. Глубокая и страшная, она позволяла плавать только храбрым детям и пьяным мужикам. Их она как будто жалела и даже подстраивалась под них. Например, брел по поселку выпивший мужичок, зигзагами, касаясь чужих заборов: казалось, не дойдет до дома. Но стоило ему ступить на подвесной мост, как его шатания совпадали с амплитудой навесных дощечек, и не каждый трезвый мог пройти так ровно. А дети? Сколько раз Катя ныряла с этого моста, и хоть бы хны, ей даже казались выдумками истории, как кто-то прыгнул и головой воткнулся в какую-нибудь железяку или поранил ногу, а потом из-за столбняка лишился ее. Это потом она узнала, что на дне покоятся потерявший управление и скакнувший с обрыва «москвич» да еще затопленный и унесенный наводнением трактор.
В речушке, занимающей теперь только середку былого широкого русла, сложно было узнать прежнюю роковую достопримечательность. Купальщики уже не боялись водоворотов и плескались по пояс в воде. С ними она напоминала исхудалую суку, замученную собственными щенками, блохами и нерадивым хозяином. По мосту шел мужчина. На секунду Кате показалось, что это отец. Стало больно.
Тулин пропустил поворот к трехэтажке.
– Куда мы? Разве не домой? – удивилась Катя.
– Сначала к нам, мать хочет с тобой поговорить. А по дороге еще дельце есть.
И этот поворот Катя хорошо знала. За пыльной стекляшкой